В рубашке 1/?

Пэйринг и персонажи: Артур Флек/Брюс Уэйн
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Драма, Established Relationship
Предупреждения: BDSM, Кинк
Размер: Мини
Статус: в процессе
Описание:
Идиоты полагают, что можно прийти и поупражняться на несчастном Артуре Флеке. Словно он — тренировочный манекен, цель которого заключается только в одном: быть полигоном для испытания молодых психологов и психотерапевтов.
Сегодняшний посетитель не из этих, да и вряд ли будет. Маленький мальчик всё ещё проглядывает через взрослые черты лица, напоминая как тот был удивлён обычному клоунскому трюку с палочкой.

Почему-то все всегда забывают сказать, что смирительные рубашки настолько шершавые. Их ткань колется и никак не может нормально согреться, а потому постоянно холодит кожу неприятным прикосновением синтетики.

Впрочем, об этом можно позабыть на пару мгновений — достаточно только посмотреть в ярко-голубые, до подводной синевы глаза напротив. Сидящий с обратной стороны привинченногоо всеми ногами к полу стального стола мужчина выглядит так, как подобает среднестатистическому горожанину, а не человеку, что относится к сверхбогатым людям, настоящим владельцам Готэма.

— И что ты... — голос мерзко срывается на кашляющий смех, выдавая собственную нервозность, хотя, сказать по правде, с ним давненько не случалось ничего подобного за десять лет в Аркхэме. Приходится ждать, пока смех утихнет, прежде, чем начать заново, словно не было этих задыхающихся всхлипов. — Что ты здесь делаешь, Брюс? Ты пришёл... подразнить меня?

Голова перекатывается с плеча на плечо — на самом деле шея лишь иллюзия. Кажется, она есть у всех людей, но почему тогда каждую из них можно заставить прыгать по ступеням Музея искусств, словно полуспущенные мячики? Нет-нет, шеи нет на самом деле, как и Брюса Уэйна, что сидит напротив и смотрит на него. Глядит, своими подозрительно синими глазами.

Интересно, он украл такие у кого-то? Вырвал, погрузив пальцы до самого основания черепа, захватывая своими красивыми фалангами глазные нервы, и выхватил их словно горячие пирожки из сломанной, а потому постоянно неравномерно греющейся духовки?

«Слишком чистенький», — мысль неприятная, но верная. Мужчина перед ним закидывает ногу на ногу и чуть качает головой, похоже, отвечая на незаданный вопрос. Или всё-таки заданный? Так словно припомнить всё, ведь чёртова смирительная рубашка постоянно холодит кожу, когда у него гости — без неё никак.

— Я просил чтобы на время наших встреч они использовали наручники, — сообщает ему слишком звонкий, слишком юный голос, и в сознании всплывает точный возраст мужчины, который сидит напротив и признаётся чуть тише необходимого, — они сказали, что в прошлый раз ты чуть не придушил кандалами собственного посетителя, поэтому пока что — только так.

— Не делай вид, будто тебе не всё равно! — требование повисает в воздухе на несчастный миг, прежде чем смех его разбивает на тысячи острых осколков, на которых можно так красиво танцевать. Он может успокоится, но не хочет, и приступ не угасает, снова и снова заставляя задыхаться, хватать ртом воздух, и трястись в припадке.

Трудно не ждать того, что Брюс спросит его «что смешного?» или потребует закрыть рот, или даже поднимется со своего места и сделает то, что пыталась не одна сотня до него. Идиоты полагают, что можно прийти и поупражняться на несчастном Артуре Флеке. Словно он — тренировочный манекен, цель которого заключается только в одном: быть полигоном для испытания молодых психологов и психотерапевтов.

Сегодняшний посетитель не из этих, да и вряд ли будет. Маленький мальчик всё ещё проглядывает через взрослые черты лица, напоминая как тот был удивлён обычному клоунскому трюку с палочкой.

— Ты ведь такой же, как я, — бормотание бьёт острыми подростковыми ботинками под рёбра, давая почувствовать, как те неприятно хрустят.

Можно поклясться на Библии в умении перечислить каждую полученную трещинку, не говоря уже о переломах — все они зудят под кожей и царапают изнутри, и кто бы чего не говорил, а это можно прямо прочувствовать, достаточно иметь богатое воображение.

— Я никогда не отрицал, — напоминает собеседник, придвигаясь ближе, и давая утонуть в собственных глазах. Лёд над головой смыкается, но желания даже попытаться выбраться наружу не возникает. Ни разу, с тех самых пор, как губы покорно раздвинулись, позволяя «сделать» себе улыбку пальцами, до боли растягивая нежную кожу в стороны, не прерывая зрительного контакта.

Чёртова смирительная рубашка царапается, напоминая о себе, стоит только попытаться протянуть руки к молодому мужчине напротив, и проделать тот же фокус — или один из множества, что расфасованы по воображаемым кармашкам. Магия заключается в том, чтобы плавным, сценическим жестом достать сокровище, которое сведёт его вопрошающего с ума.

Но, постойте, разве Брюс задаёт вопросы? Узкие губы сомкнуты, и так и хочется залезть пальцами в рот, приоткрыть их, убедиться, что с обратной стороны они по-прежнему мягкие, нежные, такие, какими он их помнит. Собственный язык соскальзывает по краю губы, оставляя влажный след, скрывается быстро — словно рыбку проглотить, всосав её нежное тельце прямо себе в рот.

Слюны становится слишком много, и кадык отваливается от глотки, опускаясь вниз гортани, и снова поднимается, отсчитывая внутренний ритм поросшего безумием японского сада. Шиши-одоши, наполняющееся то слюной, то кровью — это ли не самое прекрасное, что только есть в человеке? И звучит так красиво.

«Я теперь романтик, Пенни», — голос внутреннего ребёнка, повзрослевшего в одночасье рвёт голову, заставляя обнажать верхнюю губу и кривиться в презрительной усмешке. Хорошо, что старая сука не видит того, что они вернулись домой.

Бабочки мыслей выпархивают из головы, выскальзывая через приоткрытый рот, стоит только тонким пальцам прикоснуться к его гортани, провести по кадыку. Запах леса, смолистых ветвей и отдалённые ноты дыма лесного костра, за которым, похоже, никто не следит. Ещё чуть-чуть и он оборвётся пожаром, но пока сладость не рассеялась окончательно, есть надежда на спасение.

От него всегда так пахло — ещё с того, самого первого раза, с единственного прикосновения, которое Артур Флек совершил покуда оставался в трезвом уме и при твёрдой памяти. Ну, или тем, что должно было бы ею стать, ведь безумие накрыло догнав всего парой дней позже. Стоит ли сказать об этом Брюсу?

— Тебя что, вообще не кормят? — глухой, безэмоциональный голос выдёргивает из долгих раздумий и теперь, когда взгляды встречаются два синих провала сияют прямо напротив него.

— Ты наслаждался этим? — вопросы невпопад даже не заставляют точёное лицо дрогнуть, хотя этот красавчик всегда крайне внимателен к его словам. Не то что та женщина из соц службы, которая занималась им так долго, но при сокращении нашла силы пожалеть только себя — Брюс смотрит исключительно на него, и подобное эксклюзивное внимание, признаться, льстит. — Наслаждался, когда забирал себе такие глаза? Этот взгляд...

Голос срывается и новая порция лающего кашля прерывает мысль, обрывает её. Хорошо быть безумцем — не нужно заботиться о том, что кто-то может подумать о тебе что-то не то. И помнить о чём шла речь прежде, в том числе, ведь если собеседнику это не важно, то он и не вспомнит, а если да — не даст забыть.

Взрыв смеха, плача на бесконечном повторе. Вечный двигатель в двинутом мозге не хочет останавливаться или сбавлять обороты, и это уже опасно. Так не должно быть — невыраженные чувства всегда пытаются вылиться в неконтролируемом рёве, терзающим и рвущим до самого сердца.

— Ты сильнее, — голос Брюса камнем летит в лицо, застревает где-то в гортани, давая передышку, а после и вовсе останавливая приступ.

В брошенных словах сомнения нет, да и не было никогда — собеседник у него не тот, кто будет за зря открывать рот и говорить хоть что-то, насколько бы легкомысленным его не считали эти тупые чинуши и смазливые репортёрши, заранее повесившие на него ярлык прожигателя жизни.

— Ты должен есть, — повторяет его братишка опять, и на губах появляется совершенно самодовольная ухмылка.

— Я не сдохну с голода. Скорее уже от твоей стряпни. Ты же принёс? — сладость — не только парфюм, это очевидно. Конфитюр и ваниль, сладкая пыль, которую так приятно втянуть большим носом и почувствовать как от сахара слизистая слипается, но едва ли в их странном танце позволено такое пренебрежение.

По крайней мере Артур никогда не станет разбрасываться подобным проявлением внимания, как маленькая булочка, в запахе которой проступают засахаренный грушёвый конфитюр и патока, наполняя рот слюной. Кадык срывается с места, освобождая рот от потоков слюны, и позволяя теперь уже чужим пальцам, в противовес, наполнить свой рот, оставляя в нём кусочек одурительно пахнущей булочки.

Рассыпчатое тесто волнует воображение куда меньше, чем присыпанные сахарной пудрой пальцы, по которым язык скользит быстро, до сбившегося дыхания, потемневших заводей напротив, и собственного тянущего чувства внизу живота.

Ничего более порнушного нельзя себе позволить, когда руки сковывает плотная ткань, не давая вырваться из захвата и провести пальцами по щеке, дразняще прикоснуться к губам, и прошептать властно, повелительно:

— Улыбнись.

Уверенность в том, что Брюса Уэйна никто и никогда не видел таким настоящим крепнет в каждый его визит, а те всё чаще в последнее время. Может он и впрямь боится, что жалкий и ничтожный Артур Флек исчезнет с лица земли, раствориться в собственных костях и крови? Это ли заставляет городского благодетеля, спускающего крупные суммы на психиатрическую больницу приходить сюда снова и снова, и, не стесняясь обожжённых пальцем неторопливо кормить самого опасного преступника этого заведения с рук, словно приручённого дикого зверя?

«Ты тоже на поводке, глупыш», — снова раскатываются из-под пальцев, тая в грушевом конфитюре, что так сладок до безумия. Нет смысла говорить о том, что понятно и так — для них обоих и без слов. Моменты, когда губы смыкаются на пальцах, забивая новый кусочек без чрезмерной пошлости, а привычно аккуратно, ценятся выше всех прочих каждой стороной, и не важно, прозвучат ли в воздухе болезненные слова об одиночестве, страх или потерянности, будут ли они говорить о последнем бунте в больнице или злоключениях мистера Уэйна.

Всё отходит на дальний план, когда они касаются друг друга, вот только сегодня смирительная рубашка ограничивает движения и не даёт сделать то, что всегда позволяет утвердиться в ясном сознании ещё хотя бы на месяц, до их следующей встречи.

Крепкие прощальные объятия инициирует только один из них, но шершавая прохладная ткань не даёт им свершиться, и, едва булочка кончается, как в стекло по ту сторону стучат грозные грифы, обещая рвать его тело острыми когтями и клювами, если только они не поторопятся, но пока Брюс здесь — никто не посмеет войти и тронуть его.

А когда двери распахнуться Артур Флек снова изменит форму, перетечёт и наполнится новым смыслом.

Станет прибежищем свежей идеи.

— В другой раз без рубашки, — в тоне не слышно просьбы, приказа — тоже. Констатация факта сопровождается настолько внимательным взглядом, что не остаётся никакого другого выхода, кроме как ухмыльнуться и рассмеяться.

Пока что — по собственному желанию.

И одному.

Но лишь сейчас.

Напоминаю, что следующая часть есть уже на патреоне! Она - и многое другое - доступно всего за доллар в месяц) Вы платите раз и читаете сколько вам угодно)

@темы: Ангст, Joker, Кинк, Драма, Психология, ER (Established Relationship), 2019, Мини, R, UST, Слэш

---

Настоящий человек

Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Велорий/Лейра
Рейтинг: G
Жанры: Романтика, Фэнтези, Психология, Философия, Hurt/comfort
Размер: Миди, 11 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Жил-был на свете мальчик. И у этого мальчика было механическое сердце. Но всю свою жизнь этот мальчик мечтал стать Настоящим Человеком. Так кто же такой Настоящий человек?

Посвящение:
Маршалу и Акутен. Без вас двоих я бы не смогла этого сделать.

Примечания автора:
Это сказка. Прощу читателя воспринимать ее как сказку. Сказка эта не совсем для детей и я очень постаралась выразить это. Так же очень прошу написать свои ощущения по поводу этого произведения хотя бы пару строк, ибо это первый раз. когда мое произведение больше десяти страниц.

Давным-давно жил-был мальчик, у которого было механическое сердце. Он слушал, как оно тихо стучит: «Тук-тук, тук-тук»… Он чувствовал, как оно наполняет каждую клеточку его тела жизнью, и никогда бы не подумал, что оно слишком плохо справляется со своими обязанностями. Он никогда не был в тишине, но за много лет он настолько привык к этому стуку, что почти не замечал его, а потому находил даже тишину умиротворяюще прекрасной. Он долго учился жить с механическим сердцем как настоящий человек, но это было нелегко. Самая большая сложность была в том, что он никогда его не видел, настоящего человека, а потому, как и всякий, кто чего-либо никогда не видел, а лишь представлял, он стремился к собственному, придуманному идеалу.

Однажды мальчик увидел самое прекрасное дерево в мире. Каждая его ветвь была затейливо изогнута, каждый листочек отличался цветом от предыдущего, каждый цветок благоухал так, что голова кружилась от этого божественного запаха. Мальчику казалось, будто каждый листок был выточен из изумруда, сияющего на солнце тысячью оттенков зелени, слепя глаза своей красотой. Каждый лепесток не был похож на другой, цветы казались невесомыми и пленили яркостью самоцветов. Он увидел это дерево и сказал:

- Я хотел бы научиться восхищаться.

В этот миг в его механическом сердце открылась потаённая дверца, и, вновь взглянув на это дерево, он почувствовал волны восторга, что текут по его венам, устремляясь к голове и ударяя в нее солнечными, яркими и чуть обжигающими брызгами. Он пошатнулся, удивленно глядя, ощущая, но все же устоял на ногах.

Мир вспыхнул буйными красками, и восторженные глаза мальчика устремились вверх, по величественному точёному стану дерева, по искусно переплетённым ветвям и дальше – в совершенный, благородно-загадочный купол неба.

- Восторг, оказывается, такое сильное чувство! – воскликнул он и огляделся: поляна вокруг дерева была усыпана сказочными цветами, столь же прекрасными, как и цветущие на дереве, и мальчик, у которого было механическое сердце, не пожалел времени и сил, чтобы восторгаться каждым из них, но это отняло у него много сил, и он лег на траву, глядя в небо.

Небо было высоким и темно-голубым, почти синим, по нему плыли красивые пушистые облака. Они словно были сотканы из золотой и розовой паутины, такой тонкой, что, казалось, они вот-вот рассыплются, а на каждой из ниточек дрожала и сияла, как алмаз, маленькая росинка. В некоторых из них он мог рассмотреть себя, удивленно подмечая, что был бы довольно высок, особенно если б смотрел на себя глазами росинки. Облака плыли неспешно, неторопливо, синяя высь завораживала, и мальчик почувствовал, как новый восторг окутывает его тело. Не успев осознать, что происходит, он увидел, что все его тело покрыто мягкими лепестками цвета самого восторга – золотистыми с белыми искорками. Они покрывали его с ног до головы и путались в мягких волосах, проскальзывая между прядями.

Прекрасное зрелище! И, как ни жаль было мальчику его разрушать, он все же поднялся на ноги и пошел дальше. Он прошел лес и речку, что текла, сверкая в лучах солнца, и манила, манила за собой… Но водное наваждение рассеялось, стоило ему услышать дивную песню. Ставший привычным восторг более не пульсировал в его голове, нет, он по-отечески нежно покачивал мальчика на руках, словно младенца, под дивное пение маленькой, неприметной птички, не заслуживавшей, казалось, и доли внимания. Но пела она так красиво, что мальчик сказал:

- Ах, как это чудесно! Мне бы насладиться всласть такой песней!

Не успел он договорить, как механическое сердце внутри него зашевелилось и открыло еще один потаённый кармашек, и мальчик упал, чувствуя огромное удовольствие и восхищение, которые поглощали его тело целиком. Он проваливался в песню птички все глубже и глубже, и был не в силах бороться с негой, что ласкала его со всех сторон, укутывая и баюкая.

Словно материнские руки, ласкала мальчика песня, и он начал двигаться ей в такт, завороженный её трепетным звучанием. Под ногами хрустнули ветки, и не успевший очнуться мальчишка почувствовал, что падает вниз, вниз, быстрее и быстрее, и ритм его механического сердца всё ускорялся, и шестерни задвигались торопливей, и вспыхнуло на краткий миг железное сердце у мальчика в груди, выпуская на волю новое чувство, спеленавшее его подобно савану. Ужас, мерзкий, угольно-черный ужас вырвался из раскаленного сердца и начал душить падающего мальчишку.

Мир пред его глазами почернел, каждая мышца заледенела от ужаса, что дохнул ему в лицо, словно сама смерть, лишая способности двигаться и мыслить. Дикие, жуткие видения тотчас пронеслись в его голове: вот он, разбившийся и более не живой, вот он, окровавленный и бездыханный… Липкий Ужас схватил его за горло и сдавил неистово, не давая сделать ни вдоха, ни выдоха!.. Но вдруг серебристые нити замедлили его падение и спружинили. Удивленный мальчик подлетел вверх на добрых полтора метра и вновь упал на нити, как на батут. Ужас удалился не солоно хлебавши, а его место заняло что-то такое теплое, легкое, почти невесомое, что заставило его посмотреть по-новому на ту пещеру, в которой он волею судьбы оказался.

Мальчик огляделся: вокруг было мрачно и мозгло, но исчезли кошмары, что виделись ему, когда его обнимал Ужас; все казалось таким загадочным и таинственным. Внезапно взгляд мальчишки упал на его собственные руки - и он не узнал их: долго рассматривая их в тусклом свете, он пытался понять, куда делись пухленькие ладошки малыша и откуда же взялись эти худые, костистые ладони, запястья и локти, такие острые, будто вот-вот прорежут кожу. Он весь стал угловатым, и, уж конечно, от этого зрелища он не почувствовал того восторга, который он испытал тогда, на поляне с цветущим деревом.

- Так значит, Ужас меня состарил… - понял юноша, и дал себе зарок впредь никогда не испытывать этого пожирающего его годы чувства.

Оставаться здесь дольше было невыносимо. Ни на миг более он не хотел ощущать присутствие в себе Ужаса, и даже вспоминать о нем, хоть и были мягкими и теплыми на ощупь спасшие его нити. Юноша выбрался из этого кружева, глянув на него напоследок, и поспешил куда-то во тьму, во мрак. Вскоре чернота поглотила его угловатую фигуру, и, словно в доказательство несовершенства его тела, юноша каждой выпирающей косточкой ощутил каждую неровность, поворот постепенно сужающегося тоннеля, каждый выступ и уступ.

Впереди замаячил неяркий свет, переливающийся, манящий. Юноша, чье сердце было механическим, словно завороженный смотрел на этот огонек и шел к нему, не замечая боли в израненном теле. Он всё натыкался на углы и камни, на неровности пещерных стен, но продолжал иди к свету все быстрее и быстрее. Огонек рос, увеличивался в размерах, превращаясь в огромный дом, объятый пламенем. Два этажа из резного дерева трещали, шипели, пожираемые ненасытным огнём. Словно насмехаясь над ним, пожар разинул свою огромную, жадную пасть и слизнул узорчатые стены, вгрызся в трещащую от жара крышу.

Осколки черепицы разлетались во все стороны, но юноше не было до этого никакого дела. Его глаза застилали слезы. Он смотрел на дом, в котором с первого взгляда узнал тот самый дом, Дом, В Котором Жило Счастье. И сейчас это необретенное Счастье горело, и юнец кинулся, было, вовнутрь, желая спасти хоть кого-нибудь из тех, кто там был, хотя бы что-то вынести из этого адского места, но его с ног до головы окатила волна паники. Страха. Он хотел ворваться в самое пекло, но вход уже завалило; стоило юноше обежать дом, как тот начал подкашиваться, будто смертельно раненый, и качнулся прямо на него, бросая свои пылающие брусья и бревна ему под ноги.

Переносить это зрелище еще хоть мгновение было невозможно. Хотелось броситься со всех ног и бежать, бежать, пока не упадешь замертво. Бежать, так, чтобы не хватало дыхания для жизни, чтобы силы иссякали, и, загнав себя, более никогда и ничего не видеть. Горячие дорожки слез прочертили его лицо, заструились по подбородку и закапали на рубашку, но она так и осталась сухой: среди этого огненного безумия стоял такой жар, что соленая влага высыхала слишком быстро, а железное сердце внутри раскалилось добела и опасно затрещало, затряслось.

И тогда юноша побежал.

Он сорвался с места, и, не глядя под ноги, бросил свое тело вперед, пытаясь выкинуть из головы этот жуткий образ. Он бросился туда, где была спасительная тьма, туда, где не было сожженного Счастья. Он знал: лишь в этом сгоревшем доме его могли принять таким, каков он есть, – с механическим, ущербным сердцем. Но опоздал. Словно желая нагнать упущенное время, юноша спешил как можно дальше от этого места, не глядя, куда он бежит. Лишь на мгновенье мрак снова обнял его - и с прежним ужасом он вновь ощутил обжигающее пламя. Лабиринты переходов вывели его вновь к тому, от чего он бежал: беспощадная пещера привела его к месту гибели Счастья. Юноша снова стоял посреди пожара, и вот уже крыша рушилась, и не было сил для того, чтобы остановиться, подумать…

Горячие осколки черепицы и стены уже готовы были сложиться как карточный домик, погребая под собой единственного, кого не хватало в этом доме, они стали угрожающе наваливаться на юнца. Не в силах более переносить этого, он закричал, завопил во все горло, и его механическое сердце надломилось и встало, не выдержав перегрузки.

Падая, он еще слышал отдаленный торжествующий рев пламени, хруст ломающегося дома, но ничего не мог сделать. И не хотел более ничего.

Все стихло.

Мир погрузился в дремоту, дожидаясь, пока треснувшее в груди юноши механическое сердце остынет и вновь начнет отсчитывать количество ударов, предназначавшееся ему по гарантийному сроку.

Открыв глаза, юноша обнаружил себя посреди пепелища. Ни одна балка его не тронула, ни одна стена не задела, и даже стекла и черепица, словно рассыпанные осторожной рукой, лежали рядом, и ни одby осколок не коснулся его. Это было удивительно. Сейчас, после того Отчаяния, что он пережил, им наконец-то овладел Покой.

- Этот дом не был единственным. Он был просто первым, – успокоил себя юноша и осмотрелся. Оказалось, что он выбежал из пещеры, когда кругом была тьма, и теперь он на небольшой каменистой местности, а высоко в стеклянном небе сияет восходящее оранжевое солнце, даже не слепя глаз. Под его светом в пепле что-то призывно сверкнуло, и юноша протянул руку, сметая его и рассматривая небольшой кулон. Прежде он никогда не видел ничего подобного, и не знал, как обращаться с таким механизмом, но в его сердце сразу же запало чувство сходства с этим обожженным предметом.

Любопытство призывными колокольчиками зазвенело в его голове, и тонкие пальцы стали изучать этот предмет с особой тщательностью и упорством. Стоило ему провести указательным пальцем по ободку крышки, как она раскрылась, и изнутри, поскрипывая забившимися от пепла шестеренками, полилась медленная, но очень красивая мелодия. Юноша почувствовал, что ему стало легче, трещина в его сердце уже не болела так, как прежде. Музыка из этого медальона успокаивала боль не только в механической части его тела, но и в каждом синяке и царапине и давала ему Уверенность, чтобы идти дальше.

И вот, юноша с механическим сердцем отправился в путь.

Он шел долго без устали, и вскоре под его ногами появилась дорога, на которой были написаны разные слова. Он смотрел на эти слова, читал их и всегда осторожно обходил, чтобы слова остались в целости и сохранности и чтобы каждый путник мог узнать о том, что же так волновало предыдущего. Дорога вела его прямиком в неизвестность, и юнец шел, не задумываясь о том, куда он идет. Главное - что он не прекращал своего движения. С некоторых пор он ощутил, что это стало жизненно важно – двигаться, пусть и без направления; но все же ему требовались перерывы.

Природа была щедра, и его путь был усыпан всевозможными фруктовыми деревьями. Чьи-то заботливые руки сажали небольшие кустики с цветами или удобряли землю. Решив передохнуть и подкрепиться, юноша сел под одним из деревьев, бережно снял один плод и принялся неторопливо его есть, осматривая дорогу – может быть, еще кто-то появится? И действительно, через некоторое время он услышал тихое позвякивание колокольчика.

Юноша с механическим сердцем внимательно осмотрел дорогу, но на ней никого не было. Звук повторился с той же стороны, и юноша удивился.

- Как это странно, -заметил он. – Звук есть, а никого нет.

- Кааак это неееет? – раздались урчащие нотки где-то справа от него, и лишь по голосу юноша сумел увидеть под одним из деревьев два жёлтых глаза с вертикальными зрачками, что смотрели на него снизу-вверх.

- Ой! – воскликнул он и протер глаза, боясь, что это всего лишь плод его воображения. – Кто здесь?

- Здеесь – это гдеее? – мурлыканье раздалось снова, и голос продолжил. – Здееесь – я. А тааам – ты.

- Кто ты? – настаивал юноша, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но обладатель желтых глаз сливался с плодородным черноземом. – Покажись! Я тебя не вижу!

- Ты мнооого чего не виидишшшшь, – отозвался голос и двинулся в сторону от деревьев. На дорогу вышел угольно-черный кот. Он был черным полностью – от кончиков ушей с пушистыми кисточками до кончиков чёрных когтей. Даже усы у этого кота были черными.

Восхищенный вздох вырвался из горла юноши: он видел, как хорош был кот, как лоснилась на солнце его шкурка, как блистали его наточенные коготки.

- Кот! – радостно и восхищенно воскликнул юноша, и кот внезапно недобро прищурился.

- Так вот сррразу, чуть меня увидели – Кот! А мооожет у меня ииимя есть? – недобро прошипело создание. – Я же не называю тебя – Юношшша!

- А почему нет? Я же себя так называю, – пожал плечами юноша с механическим сердцем.

- У тебя жжже имя есссть! – покачал головой кот, закатив глаза, и, посмотрев в небо, усмехнулся.

- Имени нет, – покачал парень головой и удивился. – Ой, а вы усмехаетесь совсем как человек.

- Это не я усссмехаюсссь как человек, а люди усмехаютссся как я, – покачал головой кот. – Есссли у тебя нет имени, то у тебя нет сссудьбы.

- А разве она от имени зависит? – неподдельно удивился юноша вновь. Эта встреча и прям была удивительной – такой собеседник и такие мысли заставляли его думать о том, что прежде никогда не приходило ему в голову.

- Не от имени, дурррачек, а от того, кем ты себя осссознаешшь, – проворчал недовольно кот, зажмурился и, поразмыслив, изрек:

– Я нарекаю тебя именем Велорий. Будь храбрым, честным и стремись к намеченной цели, не пороча собственное имя.

Какая-то застежка внутри железного сердца щёлкнула - и юноша улыбнулся, чувствуя, что теперь он может пройти еще тысячи и тысячи дорог. Теперь, у него есть то, чего не было раньше, – Вера. Он ощутил в полной мере, как она горячо обдала его сердце и душу, как пробежалась от кончиков пальцев к голове и осталась в глазах.

- Велорий, – произнес собственное имя свежеименованный юноша. – Ве-ло-рий. Мне нравится. А как зовут тебя?

- Мр-мыррр-мяяяяу, – представился чёрный кот, разгладив черным когтем усы. – Можно просто – Мррррряу. Я бы поклонился, но сегодня я без шляпы.

Новая усмешка кота не вызвала такого удивления, и Велорий кивнул, принимая его объяснение как нечто само собой разумеющееся.

- Дааа, значит ты на Дорррроге недавно? – понимающе посмотрели на него желтые глаза и сверкнули острые белые зубы. – Ты юн, у тебя не было имени, и ты, кажется, стрррремишься в Горррод людей.

- Разве это плохо? – поднял брови юноша, рассматривая со всех сторон кота и особенно заинтересованно разглядывая его черный с кисточкой хвост. В отличие от Мр-мыррр-мяяяяу, у него самого хвоста не было, и видеть то, как этот самый черный хвост движется то вправо, то влево, то стучит по земле, было очень и очень непривычно, а от того особо увлекательно.

- Смотрррря с какой сторрроны посмотрррреть, – совершенно серьезно отвечал кот на вопрос юноши с механическим сердцем. - Зачем тебе в человечий Горррррод?

- Я хочу научиться жить как человек! – пылко ответил Велорий, сразу же как-то собравшись, выпрямившись. Его глаза сверкнули ярко.

- Смеешнооой ты, – проурчал Мррррряу, явно довольный его ответом, и зажмурился, грея нос на солнышке. – Даже люююди не умеют жить как человек, а ты хооочешь у них этому научиться.

Кот несколько мгновений молчал, выпускал когти, разминая землю под лапами, и бил себя хвостом по бокам. Едва юноша открыл рот, чтобы что-то сказать, как желтые глаза посмотрели на него внимательно.

- Поссслушшшай моего сссовета, мальчик. Не ходи в Горрррод. Там ты ничего не найдёёёёшь для себя. Иди пока по тррропинке, нассссслаждайся этим мессстом. Есссли ты потом ррррешишься вссссссё же, то в любой момент сможешь туда верррнуться, – сказал Мррррряу и внезапно пропал.

Так как кот был несоизмеримо старше и мудрее, чем сам юноша, Велорий решил последовать его совету и доказать самому себе, что он никогда не отступит от своей самой заветной мечты.

Мощеная дорога, и правда, расходилась в одном месте: от нее шла крошечная тропинка, которую юноша бы даже не заметил, если бы Мр-мыррр-мяяяяу не сказал ему о ее существовании. Стоило одной его ступне коснуться этой дороги, как все краски вокруг изменились: зелень стала быстро-быстро приобретать оттенки жёлтого и скоро сравнялась в цвете с глазами Кота. Эта перемена была так разительна, что Велорий поспешил по тропинке вперед – мало ли что произойдет дальше!

Чем быстрее он шагал, тем больше чернели листья, скукоживались и падали с веток. Плоды ссыхались, деревья и кусты умирали Навсегда. Юноша пошёл ещё быстрее, следя не столько за тропинкой, сколько за изменениями вокруг. На него набросился жуткий, пронизывающий ветер и вырвал всё то тепло, которым он запасся на прежней дороге. Надвигающаяся тьма уже, было, объяла его, но белые хлопья, полетевшие с пепельно-серых небес, стали ее разгонять. Дыхание капельками замерзало в воздухе, да так и оставалось висеть на месте, недвижимое, порой лишь разлетаясь вокруг разноцветными кристалликами льда. Велорию не терпелось найти укрытие поскорее, ведь завывания ветра не предвещали ничего хорошего.

Сквозь звуки ветра пробивался еще какой-то звук – страшный, необычный, неизведанный, и юноше, чье сердце было механическим, ничего не оставалось, кроме как двинуться на этот звук. Его источником оказалась птица, которая, как колесо, каталась туда и обратно в тонком слое снега, собирая его на свое коричневое оперение и оставляя на черной земле спутанные следы.

Велорий подскочил к несчастной птице, словно бьющейся в припадке, подхватил ее на руки и обнял, стараясь успокоить.

- Тише-тише! Хватит! Уймись!

Но птица никак не утихала. Она отчаянно колотила крыльями, клевала юношу и царапалась, выбиваясь из сил. Когда силы, наконец, закончились, она спросила его неожиданно разумно, но очень тихо, прокашливаясь после крика:

- Кто здесь?

- Это я, – таким же шепотом отозвался юноша. – Велорий.

- Велорий? Где я?

- Я не знаю, – покачал головой парень и увидел, что птица смотрит на него огромными, белыми, как кружащийся снег, слепыми глазами. – А ты кто?

Подёрнутые белёсой дымкой глаза моргнули и распахнулись еще шире.

- Я сова Хайноль. Прости, что я тебя била и царапала. Со мной такое бывает в последнее время всё чаще.

Велорий кивнул и, сообразив, что сова его не видит, сказал:

- Я прощаю тебя, Хайноль. Может быть, ты знаешь, где можно укрыться от холода и снега? Мое железное сердце замерзает слишком быстро, и, боюсь, что, если мы останемся тут, я скоро умру…

- Я бы рада показать тебе путь до одной брошеной норы, но я ничего не вижу, – сочувственно отозвалась сова. – Однако, скажи мне, что ты видишь вокруг, - и я постараюсь привести тебя туда, где мы сможем спрятаться от приближающегося мороза. Пока ещё тут тепло, но если ты говоришь правду, то нам стоит поспешить. Мне бы совсем не хотелось, чтобы ты погиб по моей вине.

Велорий начал описывать всё, что видит, до мелочей и тонкостей, и мудрая сова направила его туда, где находилась заброшенная берлога. В берлоге было много тёплых листьев и мягкого пуха, который мгновенно обнял стопы юноши и согрел их. Осторожно посадив на этот пух Хайноль, он сел рядом и решил расспросить её, пережидая, пока снаружи кончился время снега, и спросил ее.

- Как давно ты ослепла?

- Давно, – отозвалась сова, тяжко вздохнув. - Видишь ли, мальчик, у которого механическое сердце, говорят, что любопытство сгубило кошку. Так вот, люди, что так говорят, – не правы! Ее сгубило не любопытство, а знание, и то не всякое. Вот и меня сгубила не жажда знания, а оно само. Ты знаешь, совы бодрствуют по ночам, и дня они никогда не видят. Но мне всегда было любопытно, какой он – День. И из-за своего любопытства я решила не спать как можно дольше. Это было тяжело, но я справлялась. Мир с восходом солнца заиграл новыми, яркими красками, и они обожгли мои глаза. И чем выше поднималось солнце, тем горячее становилось, но вместе с тем я видела прелесть этого мира с новой стороны и хотела знать, как протекает День.

И вот, сквозь листву пробилось яркое солнце и обогрело каждое моё перышко. Это было приятно, и я устремилась наверх, чтобы почувствовать, как это тепло пронизывает каждую мою косточку, но мир стал слишком ярким: стоило мне вылететь из спасительной тени листвы - и солнце обожгло мои глаза, но мой разум преисполнился знанием. Я упала камнем вниз, не в силах держаться в воздухе, не видя, куда я лечу, а земля, словно ненарочно опрокинутый кубок, завертелась подо мой… Небо, что в ночные часы было для меня благословением, - в один миг стало проклятием.

О, если бы на этом мои беды кончились! Слишком хорош оказался мир, в котором мне удалось побывать, пусть лишь на миг, и я рассказала о нем каждой сове, что пожелала меня услышать. Но они не допустили моей ошибки. Я рассказывала историю так, что они будто видели всё наяву, а для меня словно вернулось зрение. Мой слух развился сверх нормы: я стала слышать каждое едва уловимое дуновение ветерка, я слышала, как новый росток пробивается сквозь землю, и знала уже иной мир, и говорила о нем без устали до тех пор, пока мой рассудок не помутился. Мне говорили, что так не может быть, что всё на самом деле протекает иначе, - и мне пришлось улететь в никуда, чтобы меня не осмеивали более и не называли лгуньей. Так я оказалась тут.

Но знаешь, мальчик, здесь ведь всё иначе: стоит моему слуху уловить хоть что-то, недоступное другим, - и безумие захватывает мой разум, ведь каждый звук ударяет по моим ушам, и я снова и снова слышу обвинительные голоса сородичей и никак не могу заставить их замолчать или переубедить их…

Хайноль умолкла. Велорий тоже молчал, размышляя о том, что произошло с его новой знакомой.

- Знаешь, - внезапно начал он. – Я думаю, что они были не правы. Если ты это слышала, - значит, это действительно есть, но познать это дано не всем, а лишь для избранным. Возможно, ты не единственная сова, которая рискнула не спать днем, и, может быть, тебе удастся найти тех, кто слышит мир так же, как и ты, найти место, где для тебя всегда будет Покой.

- Я же слепа, мальчик, – горько отвечала ему сова. – Мне не найти этого места, даже если оно и есть.

- Ты просто не веришь в себя, – серьезно возразил ей юноша. – Попробуй! Сделай первый шаг - и у тебя все получится! Я дам тебе свою Веру, и с ней ты найдешь место, где будет всегда хорошо и приятно.

- Но если ты отдашь свою Веру мне - то что останется у тебя?

- Мне останется много чего замечательного. Я не пропаду, тем более, что я знаю путь к своему заветному желанию.

Велорий поделился с совой своей Верой и выглянул из берлоги, чтобы посмотреть, что там, снаружи. А там расцветала весна, вступая в свои права. Стаявший снег бежал ручейком по натоптанной тропинке, с веток падали прозрачные капли, и весь мир, казалось, звенел в своем пробуждении, а тропинка манила новыми местами, новыми существами, с которыми ещё предстояло встретиться, новыми историями, которые предстояло узнать.

Полный энтузиазма, Велорий сердечно простился с Хайноль и бодро зашагал вперед. Вокруг распускались цветы, прилетали птицы, созревали плоды, а он не останавливался ни на мгновение. Предстоящая новая жизнь вселяла в него новые силы, и сердце почти не скрипело; а когда оно начинало болеть слишком сильно, он доставал из нагрудного кармана медальон, заводил его и слушал до тех пор, пока не уходила не только боль, но и тревоги, страхи, досады.

Неожиданно тропа повернула, и взору юноши открылось огромное полуразрушенное здание из бетонных плит. Солнце висело прямо над ним, и, чтобы получше рассмотреть это странное сооружение, обвитое плющом и какими-то диковинными растениями с огромными разноцветными, переливающимися в лучах солнца цветами, он приложил руку к глазам, прикрывая их от слепящего солнца. Наверху кто-то был. Юноша слабо различал фигуру, но, не желая отказываться от нового знакомства, зашагал в сторону здания, намереваясь разыскать ход наверх.

Ход прикрывала изрядно покосившаяся дверь, и юноше пришлось приложить немало усилий для того, чтобы открыть ее. Наверх вели лестницы с широкими пролётами и множеством других таких же покосившихся и полуразрушенных дверей, но ни за одной из них никого не было. Пока он взбирался, начало смеркаться. Сумерки спускались на землю почти незаметно, но он знал, что скоро станет совсем темно. Однако, стоило лёгкому сумраку коснуться земли, как он услышал тихий, нежный голос, что лился, словно живительный водопад, откуда-то сверху. Он не манил, как свет в пещере, обернувшийся пожарищем, и не пугал, как хлопанье крыльев и крик безумной совы, но предавал сил, - и новое чувство стало доступно Велорию: механическое сердце чуть нагрелось, позволяя Надежде тихо скользнуть в его душу, а она подстёгивала взбираться выше и выше.

Чем темнее становилось, тем больше голос набирал силу, пока, наконец, темнота не вынудила юношу ориентироваться на один лишь голос. Когда Велорий одолел очередной пролёт, темнота неожиданно расступилась перед ним, открывая его взору новый пролёт, посреди которого горел небольшой костерок, и та фигура, что виделась ему при свете дня, оказалась такой же костлявой, как и он сам, девушкой. Песня не прервалась, а затихала, как море после бури, и взор девушки обратился на него.

- А я думала, ты меня не найдешь, – улыбнулась она, глядя в глаза юноши, и он потерялся в её взоре окончательно и бесповоротно. Вместо глаз у нее было два осколка неба, губы - словно спелая, налитая вишня, слегка курносый нос смотрел вверх, словно всем назло. Она была не красавицей – все черты её лица были неправильными, резкими и угловатыми, но, вместе с тем, для Велория она была самым прекрасным существом из тех, что он когда-либо видел.

- Я не мог тебя не найти. Кажется, я искал тебя всю жизнь! – страстно отозвался юноша и присел рядом с ней, грея руки и ноги у костра. – Твоя песня была столь волшебна! Лишь она помогла мне, не дожидаясь рассвета, подняться сюда, отыскать путь в ночи.

Ответом на его пылкую речь был лишь весёлый смех, монетками рассыпавшийся по бетонному полу и тут же ускакавший куда-то вдаль. Налюбоваться ею не было сил, и юноша с механическим сердцем смотрел, смотрел на нее во все глаза, чувствуя, как каждая шестерёнка дрожит и трясётся в груди.

- Ты пришёл, и это главное, – отозвалась девушка, склонив голову на бок и обхватив руками острые коленки. Лишь сейчас Велорий обратил внимание на то, что у нее обломанные ногти и пальцы в синяках, царапинах, с ободранными на костяшками.

- Я не мог не прийти, – отозвался он, принимая каждую ее царапинку, не задавая лишних вопросов.

- Это не так, – покачала девушка головой. – Как тебя зовут?

- Велорий. А как твое имя? – улыбнулся юноша.

- Лейра, – улыбнулась она в ответ своими яркими губами.

- Как ты тут оказалась? Почему ты именно здесь? – спросил юноша, разглядывая ее и запечатляя ее образ в своей голове.

- Я здесь, потому что у меня нет иного выхода.

- Выход есть всегда.

Она подняла голову и посмотрела вверх, туда, где на безоблачное небо высыпали словно из прохудившегося мешка мириады звезд. Девушка не оспорила его высказывание, но в воздухе повисла ее мысль, противоборствовавшая ему.

- Посмотри на стены, – неожиданно сказала она и показала на уцелевшую половину одной из стен. На стене видны были едва различимые знаки и символы.

- Что это? – удивился Велорий, который не сразу приметил их.

- Это просьба о помощи. Крик души. Здесь когда-то жила девушка, которая стала рабой в собственном доме. В собственном теле.

Присмотревшись, он и правда различил слова «Помогите», «Спасите», «Вытащите меня отсюда!», «Ну хоть кто-нибу»... Они вызывали неприятное, липкое чувство, оседающее на душе тонкой пленкой. Отвращение? Страх? Ужас? Нет, эта была странная смесь всех этих чувств.

- Она спаслась? – спросил Велорий, стараясь, чтобы голос не выдал его. Лейра кивнула, и ее соломенные волосы рассыпались по плечам, закрыв большую часть лица.

- Люди боялись ее, и потому заперли тут. Но она спаслась. Я тоже оказалась здесь из-за людей. Точнее, из-за их страха заглянуть в мои глаза. Эти бескрылые создания не могут выносить мой взгляд.

- Но почему? Твои глаза – два осколка неба. Почему же те, что мечтают стать птицами, так боятся заглянуть в твои глаза? Почему они так страшатся попытаться выдержать это и обрести свободу? – нахмурился Велорий, склоняя голову, чтобы ему было лучше видно собеседницу, кажущуюся почти невесомой в свете постепенно прогорающего костра.

- Они боятся почувствовать всю мощь небесного равнодушия, когда останутся один на один со мной, – вздохнула Лейра и отвела пряди со своих глаз. В двух осколках отражалось бездонная синева неба и яркость костра, что напомнила юноше о его сгоревшем Доме, но Велорий выдержал этот взгляд.

Скрипевшие и шатавшиеся пружины и шестерни успокоились, и теперь он чувствовал безумный коктейль из радости, спокойствия и наслаждения. Постепенно сердце в его грудной клетке начало нагреваться, но он всё сидел и смотрел, смотрел, смотрел, не отрываясь от ее лица.

- Я так рада, что ты пришел, – призналась она еле слышно, и в этот миг свет победил ночь, и небо постепенно начинало светлеть. Вместе с небом светлела и Лейра, будто собираясь исчезнуть, и, в попытке остановить ее, оставить себе, юноша обнял ее и крепко прижал к своему горящему сердцу. Девушка вскрикнула, обжегшись, но прижала его к себе лишь теснее, шепча на ухо Велорию:

- Спасибо, что ты пришел. Я дождалась тебя. Спасибо за то, что ты дал мне шанс. Я никогда тебя не забуду!

Едва солнце своим первым лучом коснулось земли, как девушка рассыпалась в объятиях юноши, и два маленьких осколка неба сначала упали ему на грудь, обжигая ее еще сильнее, а потом взмыли в небесную высь.

Мужчина ощутил, как сердце в его грудной клетке едва ли не взорвалос и вторая трещина пошла по нему, выпуская горячий пар из груди и оставляя сильные ожоги поверх тех, что нанесли два горячих осколка неба, что всем казались холоднее льда. И тут его обдало новое чувство, доступное лишь тем, кто чувствовал когда-либо душевную близость с другим человеком.

Одиночество.

Слез не было, печаль и тоска не имели ничего общего с тем, как сильно мужчина ощутил утрату. Он долго сидел так – обнимая воздух, не замечая, как ночь и день сменяются, и чувствуя пустоту внутри себя. Время шло, и боль, она не стихала, нет, но с ней стало легче смириться. Изрядно возмужавший молодой человек собрал всю свою силу воли в кулак и поднялся, оглядывая все вокруг. Его ждала дорога. Теперь, он был уверен, что ему жизненно необходимо научиться быть человеком. В конце концов, люди довольно быстро справляются с утратами, их живые сердца были так сильны! Сколько страстей они могут пережить!

Спустившись из этого здания, Велорий направился прямиком к той дороге, что бросил прежде. Он шел в людской Город, чтобы научиться у них столькому, и старался не вспоминать о словах Мр-мыррр-мяяяяу о том, что люди и сами не умеют быть человеками, лишь людьми.

Город встретил его серостью, обыденностью и гамом. Велорий не останавливаясь шел вперед, но замедлил шаг. Впервые он видел людей так близко. Он смотрел на них, старался запомнить, как они ведут себя, и это не укладывалось в его голове. Он представлял их себе совсем иначе, но все они были одинаковыми, в большинстве своем, очень похожими. Слиться с ними не представляло никакого труда, но разве так должны вести себя настоящие человеки?

Город принял его с распростертыми объятиями, и Велорию оставалось лишь удивляться, глядя на них. Повседневная суета и быт постепенно затягивала и его, но вместе с тем, его железное сердце мерно тукало в груди, не позволяя ему забыть, что он не родился здесь, и не смотря на весь свой талант в мимикрии среди этих существ, он навсегда останется иным.

И правда, его жизнь здесь была полна забот, а потому текла быстро, так быстро, что он не успел заметить, как состарился, словно это произошло в один день. Он не прекращал искать здесь подобных Лейре, не прекращал надеяться, что однажды ему встретится другой человек, с механическим сердцем, и за этими заботами пролетел незаметно остаток его жизни. Теперь он знал много людей, он видел много историй, но ни одна не впечатляла его так, что те самые первые, что он узнал вне Города.

Последний день его в Городе, был, как всегда окрашен в серые тона, различных оттенков, вокруг его кровати собралось множество людей, что с одинаково скорбными, серыми сочувствующими лицами смотрели на него. И тогда, он заговорил.

- Я обманул вас.

Эта фраза вызвала вздох удивления. На смертном одре никто не решался говорить таких речей. Лицемеры, скрывавшие свою сущность друг от друга не могли поверить, что найдется среди них тот, что признается в своих грехах на смертном одре, а не предпочтет умереть во славе достопочтенного господина.

- Я обманул вас, люди. – Хрипел его старческий голос. – Я старался стать человеком, чтобы понять, как вы выдерживаете любовь. Как вы справляетесь с разлукой. Как вы выносите потери. Я старался быть человеком, но вы называли меня святым. Я пытался быть похожим на вас, и преуспел в этом лучше, чем каждый из вас мог бы подумать, но вы называли меня поддонком и мерзавцем. А я обманул вас.

Сухие губы, в обрамлении тысячи морщин скривились в победоносной усмешке, и старческое тело, в котором стукало механическое сердце, начало остывать. Лишь много позже, когда страшная тайна этого тела была открыта, его создатель частенько всплескивал руками и повторял:

- Оно треснуло! Механическое сердце треснуло – дважды! Живое железо – самый крепкий металл из известных мне не вынес душевных терзаний! Как же так? Как же так?

А тем временем, изрядно помолодевший Велорий, понял, что он стоит на том месте, где он чувствовал себя собой в последний раз - перед входом в Город. Его приключение там было окончено, и теперь можно было идти в любом другом направлении по этой тропе. Он шел долго, наслаждаясь реальным миром, ярким, необычным, многообразным. Он слушал свое механическое сердце, и медальон, что не уставал напевать ему самую красивую мелодию из всех, что он слышал, ведь пел медальон голосом Лейры.

Ноги сами привели его туда, откуда начался его путь, когда он только был мальчиком – к самому изумительному дереву на свете. Сейчас он видел, что это дерево в новом свете. Он видел рядом с деревом свой новый Дом, в котором будет жить Счастье, ведь третьему такому дому он не даст сгореть ни за что. Он видел небольшой пруд, что он сделает неподалеку, и клубмы вокруг него.

Его внимание привлекло, внезапно разнесшееся по поляне знакомое урчание.

- Мррррряу? - Спросил Велорий, отыскивая кота среди веток и цветов. На одной из них он углядел его, и кивнул приветственно и дружелюбно.

- Каааак твоё путешшшествие? – отозвался кот, изогнувшись на ветке, и перевернувшись на спину.

- Ты был прав. – Вздохнул Велорий. – Я так и не сумел у них научиться быть своим. Точнее быть настоящим человеком, ведь среди них не было учителей.

- Непрррраааавда. – Отозвался кот, играя лапами с одним из парящих цветков. – Сррреди них был один учииитель. Но тебе было нееечему у него учиииться.

- Я был своим среди чужих. – Вздохнул мужчина, садясь на полянку, и глядя на забавляющегося кота. В Городе он видел много таких созданий, но не одно из них не дышало мудростью этого.

- Тебе не страть своииим сррреди чужих, если ты не станешшшь чужим срррреди своииих. Иначе не бывает, мальчик.- Мррррряу скосил один желтый глаз на него, крепко держа в лапах цветок. – мирр устрррроен так, что лишь жеррртвуя одним можно получить дррругое.

Велорий вздрогнул.

- Это неправильно. – Прошептал он, понурив голову.

- Может и так. – Усмехнулся кот. – А может и нет. Но ты сделал пррравильный выборрр. Ты верррнулся к истокам, чтобы обрррести покой. Чтобы твое механическое серрдце стало человечьим. Стрррой свой дом. Берреги его, и туда пррридет твое счастье. – Сказал кот, и исчез.

Мужчина же так и поступил. Строительство было ему в радость, и его дом вышел особенно красив, он был залит светом, и благоуханием цветов, и время в нем летело незаметно. А когда все комнаты были готовы, в дом постучалось Счастье. Оно было промокшее до нитки, щурило голубые глаза, похожие на два осколка неба, переминалось с одной босой ноги на другую, кусая губы и дрожа от холода, и робко улыбнулось, отлепляя о лица прилипшую соломенную прядь и спросило:

- Можно?

@темы: Гет, Фэнтези, Психология, Миди, 2007-2012, Ориджинал, G, Романтика

---

Контрасты

Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер»
Персонажи: Северус Снейп/Гарри Поттер
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Философия
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Мир- это контрасты

Закрыться от мира в мечтах

Высоких и очень прекрасных

Порой красотою опасных

Перекрывающих страх

Мне сниться опять мир контрастов

Без серых красок. Итак,

Лишь белый и черный

Ведь это прекрасно,

Когда ты знаешь кто друг, а кто враг…



Зеленые глаза распахнулись в ужасе. Гарри резко сел на постели, сжав руки и простыню в кулак, стараясь успокоить взбунтовавшееся дыхание.



- Нет… - Тихий шепот громом оглашает бездушную, одинокую гриффиндорскую спальню. Рука самовольно тянется к испуганно колотящемуся сердцу. В полумраке виден крупный бисер пота, покрывающий все лицо, лихорадочно мечущийся по комнате взгляд и крупную дрожь, колотящую все тело.



Его постоянный кошмар преследовал его в такие ночи. Раз за разом этот до боли реальный кошмар снился в ночь перед Рождеством. Такой яркий, что кажется, что это было, или же наоборот будет. Ему было страшно, липкий страх покрывал его душу целиком, не отпуская, и вызывая неприятные судороги.



Так страшно Поттеру не было даже тогда, когда он один шел на бой с Волан де Мортом, зная, что никто не придет ему на помощь. Так отвратительно не было даже тогда, когда он кричал смертельное заклинание, стараясь пробиться сквозь заслон Пожирателей, которые встретили его на выходе из особняка Темного Лорда, не желая просто так отпускать после убийства их хозяина, их повелителя и жаждая отомстить. Так одиноко, как сейчас ему было лишь тогда, когда его, обессиленного нашел Снейп во всё том же особняке, обнял и отпустил, после аппарации.



Самый яркий кошмар снился каждую ночь перед самым любимым праздником. И каждый раз, просыпаясь, Гарри не хотел верить в то, что когда-нибудь, увиденное им там может сбыться. Он этого не допустит. Никогда, даже если для этого придется пожертвовать его собственной жизнью или свободой.



Плавно опустившись на подушку, Поттер постарался успокоиться и ещё раз уснуть, подумав о чем-нибудь очень хорошем. Но перед его мысленным взором снова и снова вставали неприятные картины из предыдущего сна: черные стены, каменный пол и любимый им человек лежит в луже крови так неестественно, что сразу же становится понятно, что человек мертв.



Поворочавшись, и не сумев успокоить собственное сердце, Гарри поднялся, и начал поспешно одеваться, стараясь занятыми руками хоть немного унять страх. Что делать? Как суметь сохранить того, кто дороже для тебя целого мира, и которому ты готов весь мир подарить? Набросив мантию поверх маггловской одежды, он тихо вышел из гриффиндорской башни.



Спуск в подземелья напоминал Национальному Герою худшую из пыток – то, как Волан де Морт попытался воскреснуть в его душе – последнем хоркусе. Так же неприятно, так же осторожно, так же опасно.



Темные подземелья никак не вязались со светлой душой того, к кому он шел, но это не было удивительным. До тех пор, как Гарри решил не делить мир на черное и белое, этот человек был для него черным: черные глаза, черные волосы, мантия, даже юмор того же цвета. И непонятные, но предположительно черного цвета мысли.



А потом.… Потом, когда Гарри впервые доверился этому человеку, то мир вдруг резко поменял цвета. И тогда черное стало разноцветным, а вот все белое, а Дамблдор в особенности, стало сереть, приближаясь к противоположному цвету. Это было странно и необычно, загадочно, но в то же время так просто и понятно, что не стоило ничего объяснять. Всё было до боли знакомо и логично, но в прошлый раз все было иных цветов.



И детские ярлыки, которыми привык прикрывать глаза Поттер, слетели. Стали совсем ненужными, и весь внутренний мир подвергся переоценке с взгляда сильнейшего, хоть и до сих пор неопытного, мага.



Каменные ступени неприятно холодили ноги, но приводили в чувство. Пара шагов – и вот портрет, открывающий дверь в слизеринскую гостиную. Пара слов пароля, известная благодаря Драко, который стал другом Гарри ещё до последнего сражения. И тоже благодаря смене черно-белого мира на цветной.



Несколько метров и вот он стоит перед дверью в личные покои профессора Зельеварения. Испуг нахлынул заново, словно Гарри вновь в том самом сне. Однако, не успев впасть в неконтролируемый ужас, Гарри увидел, что дверь открылась и перед ним стоит декан Слизерина.



- Гарри? Что ты тут делаешь? – Только и успел удивиться Снейп, как на нем повисло зеленоглазое чудо, которое тряслось и дрожало. – Что, опять сон?



В ответ Гарри только и смог кивнуть. Его до сих пор трясло от реальности увиденного кошмара. После смерти Сириуса Золотой мальчик и профессор Зельеварения неожиданно сблизились.



Для многих друзей Гарри это стало шокирующей новостью. Однако, не по годам мудрая Гермиона объяснила подобную привязанность. Все было до гениального просто: после внезапной смерти ближайшего родственника у Гарри не осталось никого из кровных, или почти кровных родичей – таких как Сириус. Не было больше тех, кто знал его родителей, и мог ему об этом рассказать. Никого, кроме Снейпа. Сам Северус был согласен на то, чтобы помочь юноше заполнить образовавшуюся в душе пустоту лишь при условии, что ему не придётся рассказывать об отце Гарри.



Они стали больше, чем друзьями, и гораздо ближе, чем кровные родичи. Бывали времена, что они понимали друг друга с полуслова, полувзгляда. Именно так и нашел его ненавистный учениками профессор в громадном особняке бывшего хозяина.



Северус стоял и тихо нашептывал на ушко всхлипывающему и рыдающему ученику всевозможные утешающие глупости. Он был единственным, кто за все те три года, когда они стали больше, чем друзьями, знал о сути этого кошмара. Это самое знание помогало ему без труда найти нужные слова утешения.



- Не плачь, не бойся, ничего не случилось, я рядом, со мной ничего не случится. Ну же, не надо плакать… - От этих слов у Гарри оттаивало сердце, и забравшаяся в самые пятки, дрожащая и одинокая душа начинала успокаиваться.



В руках Снейпа находился покой Поттера, и он никогда не позволил бы чему-либо забрать у него этот дар. Он любил Гарри – неуемного, любопытного и, как никто другой, благородного. И тот, в свою очередь любил профессора – сложного, мудрого, стойкого и преданного.



Успокаивая, Северус легко целовал соленые, от пролитых и ещё нет слез, губы, гладил растрепанные черные волосы и обнимал хрупкое, нежное тело. Он был светом для Национального Героя, он был не просто чисто белым, в глазах Гарри – он был сияющим. Ведь гриффиндорец, такой отходчивый и милосердный, принял то, что декан Слизерина искупил свою вину, исправил свою единственную, но самую большую в жизни ошибку.



Они стояли обнявшись на самом пороге комнат профессора, и закрытая дверь ограждала их от горя, обид, несправедливости и бесправия. Как всегда.



Итак, мне снится опять мир контрастов

В своей безудержности страстный,

И в беспощадности опасный,

Но все равно – такой прекрасный!

И я стремлюсь взлететь в мечтах…

Ты знаешь – вечно это так,

Но черно-белый мир мне снится

И я хочу туда явиться

Чтоб доказать – ты там не враг.

@темы: Драббл, KHR, 2007-2012, Слэш, PG-13, Философия, Романтика

---

Вечная любовь

Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер»
Персонажи: Гарри/Драко
Рейтинг: PG-13
Жанры: Флафф, POV, AU
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 4 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Что для меня «Ты»?

Ты...

Я так привык, что ты всегда рядом. Привык, что я могу встретить тебя в Большом Зале, в холле или ещё где-нибудь. Но вот, прошел год с тех самых пор как ты убил Воландеморта, но от тебя никаких известий. Я больше никогда не смогу увидеть твоих зеленых глаз, не смогу почувствовать твой полуненавистный взгляд в затылок, услышать твои издевательства в ответ на мои... как обидно.



***



Холл. Двое. Слизерин и Гриффиндор.

- Ненавижу, жалкий хорёк!! – кричит черноволосый со всей возможной злостью и обидой, но та, спрятана в недрах памяти так глубоко, что и не видно.

- Взаимно, Поттер. – Насмешка. Язвительный тон, ухмылка узких и изящных губ, но понимание как озарение – ведь так не будет вечно продолжаться.

Глаза в глаза.

- Да, не будет.

Раскрытая зелень листьев, печальная хмурость неба.

Удивление, неподдельное в глазах одного и второго.

- Ты слышал, о чем я думаю?! – опасливое предположение со стороны брюнета развеяно мотком светловолосой головы.

Радость. Желание.

Светловолосый кидается к пареньку из Гриффиндора и ловит его, видя, что тот теряет сознание.

Спальня.

Зелёные тона с каймой из серебра не дают забыть о принадлежности к дому. Рационализм сделал своё дело – не тащить же его до гриффиндорского крыла, если свои подземелья ближе, верно?

Объятия.

Легкие похлопывания по щекам и влага на висках ярого гриффиндорца не дают тому уйти совсем из мира живых, и все это, не выпуская из объятий. А ведь подземелья такие холодные…

Нежность.

- Поттер?- осторожный и встревоженный выдох слизеринца - Гарри!

- Спасибо, Драко — шепчет Гарри, в полудреме, не желая выходить из обморока. Впервые он произнес это имя, и такая нежность была в его голосе, что думалось, что эти двое влюбленные.



***



Ты.

Какой дурак решил, что мне в этом мире нужно что-то ещё кроме шанса видеть тебя в живых? Решил, что я хочу чего-то кроме знания того, что ты жив и счастлив? Или хотя бы того, что ты жив...

Мне было бы радостно вновь увидеть тебя, почувствовать запах твоей загорелой кожи, как в прошлый раз. Как в первый раз...



***



- Не плачь, тише, это был всего лишь сон... - Юноша плакал как мальчишка на груди злейшего врага школы, а он гладил его по волосам. - Ну же, не плачь. Ничего не случилось, и не случится, ну… Я же все что хочешь, сделаю, лишь бы ты не плакал.

Опрометчивое обещание. Полные глаза слез, поднятые на другого. Неуверенный шепот:

- Точно? Обещаешь?

Кивок головы, а потом…

Самый первый поцелуй – легкий, испуганно-нежный, выразительный и сладкий, а ещё бесподобный. И шквал эмоций поглотивший, потрясший двух: нежность, ярость, страсть, радость, томление. Они накрывали с головой, не давая вырваться из их властного плена, требуя их выражения.

Нежные поцелуи один за другим - то исследующие, то подчиняющие, то ласкающие и утверждающие права. Томные ласки изящных рук, хрупких пальчиков добирающихся до самых сладких мест и ответные прикосновения партнера. Объятия двух переплетенных, жарких тел, сладкие поцелуи и мольбы:

- Гарри... умоляю, Гарри... Глубже!.. Ещё!

Тяжелое дыхание, разгоряченные юноши в одной постели, знающие, что они друг друга любят.



***



Ты?

Да, ты. И никто другой. Никому не принадлежу. Ты мой хозяин, и ты мой раб.

Только ты.

И на могиле цветы.

Ангелы ночью мертвы.

А под тобою земля...

Нас не простят небеса.



***



- Драко...Драко, прекрати. Да перестань же ты, Драко!!! - Зеленые глаза смотрели в насмешливо-серые, и удивлялись - как тот может быть так уверен в себе?

Спустя пол часа, когда крики стихли, а дыхание выровнялось, черноволосый шептал:

- Драко, я так страдаю без тебя...

- Но я же рядом! - удивлялся тот, и Гарри Поттер не мог объяснить ему того, что так будет не всегда. Просто потому, что жизнь ему не позволит жить долго и счастливо. Просто потому, что долг превыше всего, и даже превыше чести, и даже превыше любви. Вечной. Как бы им не хотелось обратного, но жизнь так несправедлива…



***



Ты!

несколько дней спустя, после этого разговора я нашел клочок пергамента со стихом, который поразил меня тогда, и вводит в тоску сейчас. Наша любовь... Ты видел её вечной, но только в памяти одного. Ты боялся потерять меня? Почему же ты не думал о том, как я буду бояться потерять тебя?!

Вечная любовь... Трогательно и печально. Выросший в Слизерине среди ценителей искусства я понял, что ты имел в виду, но не простил за то, то ты мне ничего не сказал об этом.



***



Торопливо выводя строчки на тонком пергаменте, парень прислушивается к тишине, нарушаемой скрипом пера. Да, эта тишина умела говорить его чувствами, рассказывать о том, как он живет, как он страдает, как ему тяжело, когда его любовь далеко.



Вечная любовь... И торжество, и память

Светлая мечта, согретая сердцами.

Ты прости меня – я не достоин больше

Так любить тебя... Звезда моя...



В голову приходят глупые мысли, но парень их не слушает, он слышит только голос тишины, говорящий ему о том, как он любит, как страдает, как тяжело ему на сердце. И ритм меняется, и стиль не выдержан... хотя это не важно.



Вечная любовь? Она меня не ждет!!

В объятьях стиснет и уйдет

Махнув в прощании рукой –

В ответ ей будет голос мой



Так пусто сердцу... Но все не важно! Издалека слышен окрик Дамблдора: «Гарри!», однако, он не прерывает своего письма, послания, записки, оправдания, надежды… ни одно слово не подходит до конца. Печально.



Тоска. Ей нет предела и числа,

И больше дела до меня

Покою нет. За что – не понимаю…

Но от чего бегу я точно знаю.



Он помнит — совсем скоро все случится. Совсем. Важно дописать... совсем чуть-чуть, чтобы он оказался понятым. Прощеным.





Ночь. В тумане гаснет свет звезды…

Я буду верить, что не ты

Погас в тот час. А сердце замирает…

Будь тем, кто ждет, и кто предательство прощает



Голос приближается: «Гарри, мы опаздываем. Скорее!», а он старается дописать, чтобы его дождались и любили.



Я умоляю – будь. Пойми, я так люблю

Что пытки все переживу!

И пусть нам дальше греет кровь

Надежда, вера и …любовь



«Поттер!! Темный лорд тебя так дожидаться не будет!». Он вскочил и, свернув пергамент, отдал сове: На почту, через месяц отдашь ему.



***

Я не простил. Перебирая старые свитки, я вновь наткнулся на этот. Боли больше нет - пока я заканчивал Хогвартс тебя я больше не видел — ты ушел на войну. Но я жду, как ты и просил.

Стук в дверь особняка оторвал меня от печальных мыслей, и заставил раздражаться: кому это приспичило придти, не договариваясь заранее о встрече, да ещё и в дверь. Домовой эльф открыл, а я начал спускаться, чтобы или поприветствовать или выгнать гостя. Тот стоял в широкой мантии с капюшоном и не желал его, видимо, откидывать.

- И зачем вы пришли? - По привычке насмешливо спросил я.

- За тобой. - Приглушенный голос бросил меня в дрожь. Он?

Не веря, я почти сбежал с лестницы и, не успев затормозить, упал прямо в его объятия.

- Гарри...

Тот поглаживал меня по волосам и тихо смеялся.

- Ты таки дождался меня....

Таким счастливым я ещё никогда не был до этого момента. Никогда.

И не был бы, если бы не Ты.

@темы: OOC, Флафф, HP, Мини, 2007-2012, POV, AU, Слэш, PG-13

---

Маяк и Актриса

Фэндом: Гарри Поттер
Персонажи: Беллатриса/Гермиона
Рейтинг: PG-13
Жанры: Психология
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Она была той, кем она не являлась. И кажется, она больше никогда не была собой, ведь она была актрисой. Лучшей актрисой. Но каждый день и час, она искала ту, что будет светить ей во тьме.

Она была. Была, той, кем она не являлась. И, кажется, она больше никогда не была собой, ведь она была актрисой. Лучшей актрисой. Она играла жизнь, и каждый день роль ложилась на неё как грим, не позволяя забыть о том, что на самом деле она другая. Каждый день на неё ложились как кружево чар чувства. Любовь к Лорду. Ненависть к грязнокровкам. Подозрение к Снейпу.

За столько лет не было ни дня, когда бы она не думала о том, что придет пора снять каждую вуаль, надетую на её сознание, обманывающее даже самого талантливого легилимента. Не было ни дня, когда она бы не хотела снова стать прежней. Не было ни дня, когда бы она не сравнивала себя с мужчиной, который, надев однажды маску потерял свое лицо.* Не было ни дня, когда она не жалела о том, что сделала этот выбор.

Но в её положении она, Беллатриса Лестрейндж, всегда ухитрялась найти что-то положительное. Она становилась мастером своего искусства, она могла не сдерживать свои отрицательные эмоции, она могла не думать о моральных нормах и устоях и заставлять остальных не думать об этом. Единственной проблемой было найти Маяк. Человека, который не позволит её маске прирасти к лицу. Который найдет её в лабиринте сомнений и страхов. Который не побоится пройти через все ужасы, которые она творила и увидеть её, настоящую, где-то там, прячущуюся среди паутины, рвани и безумия, которые только и могли защитить её.

Прежде ей всегда казалось, что сестра оценит её дар. Её желание защитить единокровную сестру, единственную, кого она любила, но Нарцисса, как и подобает чете Малфоев, предпочла не видеть и смотреть в другую сторону. Белла перестала быть для неё той сестрой, какими они были до войны. До её заключения в Азкабан. До всего этого. Она отказалась от неё в тот день, когда в разговоре наедине ей не поверила, и Белла осталась в волшебной тюрьме ожидать возвращения своего Лорда.

Сойти с ума по-настоящему в этой клетке не представляло сложностей, но не для Актрисы, которая провела своей игрой саму Смерть. И поэтому она оттачивала мастерство там, в холоде и мраке, чтобы её сияние осталось для всех незамеченным. Она поверила сама, что в ней больше нет света, ведь эта светлая мысль была выпита дементорами. И поэтому она оттачивала свою маску и верила в то, что она стала лицом.

Шли годы. Каждый день тек сквозь пальцы. Каждая газета была наполнена радостью и умиротворением. Их приносили заключенным специально, ведь стражей нужно было чем-то кормить. И мысль «Свобода» тут же оказывалась в ненасытном рту стража. Она медленно и верно шла по краю, когда бороться было уже не за что, и желание повеситься на решетке собственной камеры стало навязчивой идеей, но гордость семьи ей не позволила.

Лорд восстал. Вернулся и освободил её. И не важно, что он освободил всех своих «домочадцев». Белла верила, что он пришел за ней, ведь роль за эти долгие года стала для неё жизнью. Она играла как жила. Она шагала между трупов и наслаждалась этим, искренне крича:

- За Лорда! – И темные метки снова появлялись вокруг.

Она шагала в строю приближенных к Лорду и рассылала смертельное заклятие везде, куда только могла. Зверь в душе пел. Кричал. Тьма топила в себе сознание, как в выдержанном вине, не позволяя очнуться. Актриса поверила в собственную роль. Но маленькая девочка заставила её остановиться. Конечно, маленькой она была для Беллы, а на самом деле ей было четырнадцать. Карие глаза смотрели яро, но спокойно. Копна волос не шевелилась даже при ветре – настолько много их было, и даже этот факт добавлял девочке устойчивости.

Белла всмотрелась в неё и узнала. Узнала этот образ. Девчонка была похожа на неё саму – тот же дерзкий взгляд и упрямость, сквозящая в позе. То же самое нежелание сдаваться и отступать. Во тьме зажегся маленький лучик света, разгоняя темноту и направляя заблудший корабль души. Она ожила, словно феникс старика Дамблдора, и пошла туда, где горел свет ярче, чем она сама.

В следующую встречу Актриса уже выслеживала девчонку, которая помогла ей вспомнить и стать собой. Она искала её, но нашла пацана, перед которым снова нужно было играть роль, и Сириуса, который бросил ей вызов. Что она могла, стоя перед верными Лорду? Не убить его и получить Аваду в спину? Увольте. Теперь ей было для чего жить, и ради этого Беллатриса была готова убить любого. Ведь это было не важно.

Они встречались всего несколько раз. Раз, отмеченных самим Мерлином. Не улыбались друг другу ни разу. В первую встречу Актриса сбросила маску и доказала то, что она та, кто она есть, а не роль, которую нужно играть, и Гермиона согласилась светить ей во тьме. Во вторую она, позабыв про робость, которая была свойственна ей, притягивала к себе её и впитывала её свет. В последующие Белла чувствовала, что живет, но этого, порой, было слишком мало.

Даже тогда, когда она снова становилась Актрисой, она помнила образ девушки, которая будет смотреть на неё карими глазами и дарить свет.

Актриса нашла свой Маяк.





*Речь идет о сказке Грозданы Олуич «О человеке, который искал свое лицо»

@темы: OOC, Фемслэш, HP, Мини, 2007-2012, PG-13

---

Уговори меня

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Хибари/Рёхей
Рейтинг: NC-17
Жанры: PWP
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
А вы не задумывались, куда делось время, которое Рёхей уговаривал Хибари, а? Или только я заметил что вначале было утро, а потом сразу закат?


- Ты же чего-то от меня хотел, ведь так? – Властно прошептал Хибари, приподнимая голову Рёхея выше, чтобы смотреть ему прямо в глаза.

Тяжело дышащий хранитель Солнца сидел на коленях прямо перед главой Дисциплинарного Комитета в его маленьком кабинетике в Намимори. В его взгляде больше не было экстрима, с которым он гнался за неуловимым Облаком, а оставалось лишь желание. Желание угодить и при этом выполнить задание Тсунаеши, который, в общем-то, был загнан в угол невозможностью уговорить своего собственного Хранителя пройти тест Первых.

- Пройди тест, Хибари! Это нужно… - только начал Рёхей, но Хибари положил ему пальцы на губы прекращая начатый поток речи, которая несомненно должна была ЭКСТРИМально уговорить Кёю.

- Это так нужно? – Черная бровь вопросительно поднялась, и завороженный Рёхей кивнул не в силах отвести взгляда от Хранителя. – Хочешь, чтобы я прошел этот тест – уговори меня…

Рёхей сглотнул и начал расстегивать ширинку на человеке, который защищает Семью с самых неожиданных точек. Для такого во истину экстремального дела Рёхею было ничего не жалко – все таки для него было очень важно не подвести Тсуну, который на него рассчитывал в этом нелегком деле…

Пальцы Рёхея сомкнулись на члене Хибари. Большим пальцем он размазал капельку смегмы по головке. Второй рукой осторожно полез в штаны и стал мягко перебирать яички. Хибари протяжно вздохнул, и притянул за короткие волосы хранителя Солнца к члену, скорее настаивая, чем подбадривая.

- Ну же… Уговори меня…

Язык осторожно прошелся по головке, и осторожно скользнул ниже, беря член в рот. Пальцы на волосах сжались сильнее, стоило только хранителю Солнца начать посасывать плоть во рту. Сасагава остался доволен результатом своих действий. Он помогал себе руками, то сжимая мошонку, то вынимая почти полностью член изо рта. Рёхей умело заводил Хибари, желая заставить того сдаться. Тот едва слышно постанывал, но вот его рука потянула вперед, и Рёхею пришлось отвлечься от «уговоров».

- Мне мало этого. - Хибари усмехнулся.

Огромные удивленные глаза Сасагавы повеселили хранителя Облака. И большей частью его повеселил румянец, который растекался от щек и ушей все ниже и ниже…

- Ну? – Серые с прищуром глаза вглядывались в краснеющего юношу. – Так ты будешь меня уговаривать?

Красная, в тон Рёхею футболка полетела в сторону. Как оказалось, краснел тот до самого пупа…Джинсы, в которых постоянно путался, полетели в ту же сторону. Хибари усмехнулся, глядя на то, как Рёхей выпутывается из широких «семейников» достаточно веселой раскраски.

Дальше у Рёхея случался ступор. Он просто не знал, что делать, но Хибари подозревал, что дело с «уговорами» его самого именно этим и закончится, и достал тюбик с чем-то склизким из кармана брюк.

- Ну. – Коротко позвал хранителя Солнца к себе, ближе, и тот подошел, покорно целуя этого хитрого типа, умеющего вымогнуть свое. Отступиться Рёхей не смог бы ни в коем случае. И все приемы, которые он использовал прежде, чтобы отказаться от секса с расчетливым Кёей теперь не работали. Он же не мог подвести босса!

Когда первый палец оказался внутри, Сасагава всхлипнул, но брюнет поцеловал его. Медленно, неспешно и нежно, так, что все внимание боксера сосредоточилось только на губах, а не на странном ощущении там, внутри.

Хибари осторожно вошел в своего возлюбленного и «уговорщика» и укусил за губу. Резкие толчки и неспешность рук – все это доводило Рёхея до отчаяния, которое неизбежно должно было кончиться длинным, протяжным всхлипом.

Усталые, потные, они лежали за золотистом диванчике в кабинете Главы Дисциплинарного Кабинета. Сон смаривал их, и напоследок Хибари подумал: «Стоит поблагодарить Тсуну за эту маленькую хитрость… А то ведь иначе бы этот упрямец никогда бы не согласился….»

@темы: OOC, Драббл, KHR, NC-17, 2007-2012, PWP

---

Забота

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Хибари/Тсуна
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, POV
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 5 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Руки лежали поверх одеяла.Это было необычно – видеть как такой сильный в бою человек, как Хибари-сан абсолютно беспомощен.

Руки лежали поверх одеяла.

Это было необычно – видеть как такой сильный в бою человек, как Хибари-сан абсолютно беспомощен. Белые бинты мгновенно пропитывались кровью, и было видно, что они сковывали лежащее на белоснежных простынях тело. Со стороны выглядело так, словно именно они не давали этому волевому человеку двигаться, но я знал, что причина кроется в сломанных ребрах, треснувшей кости левой ноги, сломанной в нескольких частях руке и боли, которую преодолел Хибари-сан стараясь отомстить своему обидчику, поставившему его на колени – Рукудо Мукуро.

Он сражался не просто на последнем дыхании – на своей нечеловеческой воле и необычной гордости, которая требовала отмщения. Каждый шаг и каждый взмах тонфа - это прибавление к тем часам, которые потребовались бы на его выздоровление. Каждый удар обратился в очередные сутки в кровати. И хвала Ками-сама, что сейчас каникулы!

Я приходил к нему несколько раз в день, чтобы узнать о том, как его состояние и не очнулся ли он. Перегруженный организм требовал своё, поэтому потеряв единожды сознание в развалинах луна-парка, Кёя больше не приходил в себя. Врачи утверждали, что его состояние стабильно, но я не переставал волноваться – если бы не Хибари-сан и Гокудера-кун я не смог бы выжить и спасти их от Мукуро, который признал ранения Хибари несовместимыми с жизнью.

Разумеется, врачи семьи Вонгола сделали для Хибари очень много, но я переживал за то, в каком состоянии он очнется, хотя и понимал, что такой заботливый о своём здоровье Кёя-сан не станет уходить из больницы, пока всё не заживет, однако у меня было большое подозрение, что ответственность в нем может победить здравый смысл и он выйдет раньше чтобы достойно занимать свой пост главы Комитета безопасности. Достаточно сильное подозрение.

Я помню, как я обрадовался, когда мне сообщили, что Хибари пришёл в себя. Не задумываясь о причинах своих странных поступков, я вбежал в его палату, чтобы увидеть его серые, пронзительные и колючие глаза. Меня не задевало их вечно угрюмое выражение, нет, просто я растерялся, не зная, что сказать.

- Хибари-сан, даже не думай о том, чтобы сбежать из больницы! – Я ляпнул то, что думал, и на моё удивление Хибари только взглянул на меня серьезно. – Не смотря на то, что вам неприятно быть в беспомощном положении, пожалуйста, подождите, пока все раны не заживут.

- Откуда такая забота? – Хрипловатый, но уверенный голос заставил мои коленки дрожать. Как же я давно его не слышал, как давно мне не угрожал этот голос обещанием забить до смерти.

- Вы спасли мою жизнь, я всего лишь хочу проявить благодарность. – Предельно честно ответил я.

- Всего лишь? – Задумчиво повторил он. – Значит только это?

Не только. Не только это, но об этом вам знать не положено. А мне об этом не положено задумываться, и рушить хрупкое равновесие собственного сознания и безумия.

- Да. – Голос дрожал, и ответ вышел скомканным, неуверенным, как, впрочем, и любая моя ложь.

- Хм… - Хибари задумался, и я в тот момент даже не думал о том, что твориться в его голове и какие выводы он сделал для себя. С моей стороны было бы странно даже предполагать – я его достаточно плохо знал. И абсолютно не понимал. Даже мои предположения никогда не оправдывались более чем на 20%, кроме одного пункта – Намимори. С этим можно даже к гадалке не ходить.

- Хибари-сан… - Он мгновенно поднял голову и взглянул на меня. Я испугался и мой голос сел так внезапно, что мне далеко не сразу удалось взять себя в руки и вспомнить, что же я хотел сказать. - Как вы себя чувствуете?

- Хорошо. – Его волосы, цвета вороньего крыла взметнулись и Хибари откинулся на подушку. В этот момент я отчаянно почувствовал желание прижаться к нему, обнять его, которое никак не объяснялось с логической точки зрения. Особенно учитывая тот фактор, что он считает меня травоядным, то есть недостойным, как бы это прискорбно не было.

Но Кёя был не просто красив в этот момент, он олицетворял спокойствие и уверенность, стабильность и какую-то хрупкую безмятежность. Это была настоящая красота, мне казалось, что ничего лучше я не видел за всю свою жизнь. Кёико ничего не стоила рядом с ним, с таким выражением лица не могла сравниться даже самая искренняя её улыбка, со снежной белизной кожи нельзя не то что сравнивать – даже просто ставить на одну ступень. Миг, заполненный такой чувственностью в своей простоте… Такое я не забуду даже через тысячу лет.

Я размышлял решаться ли мне, и быть побитым, или не решиться, но остаться целым и невредимым. Самый тяжелый выбор, учитывая, что даже если он меня сейчас побьет, то я все равно окажусь в выигрыше, ведь меня положат в эту же больницу. Я буду рядом с его свободной и неукротимой красотой, а потому не пожалею ни о чем.

Но терять конечности и получать травмы не хотелось. Как сказал бы Рёхей – ЭКСТРИМально тяжелый выбор, когда спорят твои чувства и разум. Но компромисс был найден, и я, подумав, что за время моих измышлений Хибари мог уже задремать подошел к нему и, наклонившись, поцеловал открывшийся лоб.

Неожиданно, его рука обхватила меня за шею и притянула ближе. Он не открывал глаз, и я в упор рассматривал его спокойное лицо не пытаясь освободиться из его легкого захвата, потому что боялся. Боялся собственной свободы, которая находилась в его теплой ладони. Серые глаза под веками не шевелились, и я знал, что как только они откроются, то он будет смотреть на меня льдом его глаз.

Губы растягивались в улыбке против моей воли, едва меня стоило вспомнить, что я стою над больным и побитым Хибари-саном, и сейчас готов на любую глупость. Едва я додумал эту мысль, моё неуемное воображение нарисовало мне привлекательную картину, которая не успела задержаться в моём мозгу и поспешила стать реальностью. Я едва коснулся его тонких губ своими, ловя не сорвавшийся вздох и впитывая их влажность, нежность и мягкость. Едва ощутимое прикосновение, наполнившее мою душу сладким вкусом счастья, моментом наивысшей эйфории, которая только когда-либо существовала в моём сердце. Я никогда никого не целовал, и мне было интересно каково это – целовать того, кто дорог тебе? Это было мгновенье которое затопило мою душу и заставило сердце биться не просто как сумасшедшее, а так, что у меня возникли реальные подозрения в том, что оно может выскочить из моей груди, пробив её.

Я оторвался от его губ и громко вдохнул, не сдержавши тихий. Почти не ощутимый и еле слышный мне стон. Рука на моём затылке погорячела, и обжигала кожу, заставляя желать чего то совсем странного и непонятного. Тонкие пальцы сжались вокруг затылка, и Хибари открыл глаза.

- Куда собрался? – Эти глаза смеялись, а пальцы забирались мне в волосы и перебирали их, в то время, как вторая рука просто лежала поверх одеяла, заставляя меня желать, дико и отчаянно желать коснуться её. Порыв, который сдержать невозможно, и вот я целую его руку, покрываю её нежностью и легкостью исходящей из самого сердца и принявшей такую форму.

Странную.

Невообразимую.

Живую.

Наверное, так должно было быть, ведь я не чувствовал что это неправильно. И мне не было стыдно, правда ровно до того момента, как я не поднял глаза на хозяина этой нежной руки. Хибари смотрел на меня с полуулыбкой, и это зрелище казалось мне откровением свыше. Пальцы на затылке потянули вверх, и я радостно подчинился им, поднимаясь и наклоняясь к самому лицу Кёя-сана. Они потянули меня вниз так властно, что мне не представлялось никакой возможности им противиться.

- Я никуда не уйду, – Врал я перед тем, как расслабиться в его руках, обнимавших меня так, словно я был важной частью для него. - …Хибари.

Хибари…. Это имя не просто ложилось на мои губы, едва я хотел что-то сказать, нет, оно прилипло, въелось в самый мозг. Ни одна моя мысль не обходилась без него, мне казалось невозможным испытывать к нему что-то, но я никак не мог унять томления, странного жара и сказочной тесноты в груди, при моих воспоминаниях о том, каким он бывает.

Незаметно, неожиданно пришла моя любовь к нему, нежданно и желанно было осознание что это и есть любовь, не смотря на то, что я частенько до этого думал только сестре Сасагавы. Но после любые попытки подумать о том, что будет со мной после того, как моя главная и заветная мечта жениться на ней сбудется, оказались лишены всяческого смысла.

Я начал лгать другим, о том, что она нужна мне, и в частности Реборну, который после мне объяснил, что все это было бесполезно, и который открыл мне прекрасные корни этой глупой лжи – любовь. Он объяснил мне, что в жизни может случиться всякое, и я принял себя такого, какой я есть. Позже именно эти слова помогли пуле Упрека найти все самые слабые точки моей души, и сделать меня сильнее.

Но нежный поцелуй набирал темп и я не мог сопротивляться никаким действиям Хибари. Да и своим тоже, ведь это по-настоящему тяжело отказать языку, ласкающему твои губы и просящему приоткрыть рот. Это почти что невозможно, но почти смывается под ослепительным прикосновением к шее, которое заставляет задыхаться вернее всякого удушающего газа. Поцелуй постоянно менял темп и размеренность – то он был жестким и быстрым, то нежным, таким ласковым, что это резкая смена сводила с ума.

Мятный вкус, принадлежащий только Хибари, и горьковатый привкус обезболивающих таблеток – всё это наполнило меня несдерживаемым восторгом. Хотелось сделать что-нибудь для него. Хоть как-нибудь воздать его нежность, его уверенность. Особенно ласку его нежных, тонких, сильных и властных рук, от которой плавилось сознание в огне наслаждения. От которых хотелось кричать, сбежать и снова вернуться только потому что они принадлежат ему. Кончики пальцев еле ощутимо дотрагивались до моего живота сквозь футболку, и я не знал что мне делать – наклониться ближе, чтобы ощущение не было столь острым, или наоборот отпрянуть, чтобы не чувствовать вообще.

Глупые размышления занимавшие мой разум прервала его рука, которая скользнула под футболку, погладила пресс и начала поглаживать один сосок, в ритм поцелуя. Не сумевши более держать себя в руках, я протяжно, от всей души застонал в его губы.

- Иди сюда. – Он оторвался от меня, и жестом приказал мне сесть на его бедра. Едва я начал аккуратно, чтобы не причинить ему лишних неудобств, садиться, как он прижал меня к себе одной рукой. – Не бойся, ты меня не раздавишь.

Он поддразнивал меня словами, а в это время его пальчики, смоченные совсем чуть-чуть его слюной обводили мой сосок, заставляя меня дрожать в предвкушении и открывать рот, стараясь захватить по больше воздуха, но тут же попадать в плен его сладких губ. Я ощущал его эрекцию, которая соприкасалась с моей через несколько слоев ткани, но все равно усиливала нетерпение. Слюна на сосках охлаждала их, но горячила, распаляла и без того неимоверное желание и обостряла ощущения.

Его ловкие пальцы стянули с меня преграду, мешавшую заниматься моей грудью – футболку, и отбросили её за ненадобностью около кровати. Прохладные от остывшего пота руки легли мне на талию, и приподняли так, чтобы грудь оказалась на уровне его лица. Едва его язык коснулся ключицы, я не смог сдержаться, и потерся своими бедрами о его. Это было выше наслаждения. Какая-то эйфория, унесшая мою совесть и сорвавшая все блоки определяющие, что «можно» и что «нельзя».

Я бы обязательно поранился, или причинил бы боль ему, но Хибари всегда оставался при трезвом уме, и это позволяло мне довериться ему полностью и безоговорочно.

Дальше я смутно помню, что стало моментом отрезвляющем меня, но в этот самый момент, когда я выплыл из этого тумана, я обнаружил, что на меня уже нет никакой одежды, а с него стянуты пижамные штаны, и я неистово двигаюсь бедрами стараясь, чтобы наши эрекции соприкасались как можно больше, а его рука обхватывает их, увеличивая силу получаемого наслаждения.

- Да! Да, Хибари… пожалуйста! – Я кричал, чувствуя, как его рука двигается только по моему члену, и видя сквозь пушистые ресницы то, как он приоткрыл рот, вдыхая прохладный воздух больничной палаты и как его молочно-белым щекам прилила кровь, и видя его пристальный, изучающий взгляд, который не мог заставить меня остановиться или же просто смутиться. – Хибари!… ах. .Хибари, умоляю…

Я стонал, не зная толком, чего же я хочу. Мольбы не достигали своей цели, только заводили Хибари ещё больше.

- О чем ты просишь? – Железная выдержка никогда не изменяла ему, но моё терпение и стыдливость уже давно сгорела в огне этой страсти и этого дикого желания. – Чего ты хочешь?

- Ещё… - я посмотрел на него сквозь полуоткрытые веки, и воспользовался последним средством, убеждающим его сделать что-то, чего хочу я, застонал. Хотя это было сложно назвать стоном – это был крик моей души, который впитывался в жар наших тел, в стук наших сердец и в ритм нашего дыхания.

Рука на моем члене заскользила быстрее, а губы прошлись по шее, и все это вместе создавало такой контраст, что любая выдержка летела к чертям, и я кончил в его ладонь. Хибари совсем не смущал этот факт, ведь не успел я отойти от бурного оргазма, как один его палец, смазанный моей собственной спермой, вошел внутрь меня, растягивая и смачивая так неожиданно, что я не успел испугаться и сжать его.

Голодный и искушающий взгляд серых глаз пробудил во мне жажду экспериментов.

- Хибари, вытащи… - Палец во мне согнулся, но не сдвинулся, ни на миллиметр. – Ну пожа… луйста… Хибари!

Усмешка прокатилась по его тонким губам и заставила меня задрожать в восхищении и предвкушении. Он слегка вынул палец, но к нему тут же прибавился второй. Я ощутил их внутри, и сжался, не сдержавшись.

- Тише, - горящее дыхание обожгло ухо. – успокойся и расслабься.

Хибари уговаривал меня, поглаживая по спине и бедрам, и в конце концов я расслабился, и позволил ему делать со мной все, что ему бы не вздумалось. На третьем пальце, я сам начал поддаваться вперед, навстречу пальцам растягивающих и подготавливающих меня. Но едва я стал делать это слишком активно, как Хибари вытащил их из меня.

- Вот видишь, я убрал пальцы. Ты что-то хотел?

Он напомнил мне, о моем желании поэкспериментировать, и я опустился ниже, устроился между его ног и набравшись смелости осторожно прикоснулся к его члену рукой, провёл пальцами по стволу и погладил чувствительную головку. Тяжелый выдох и резкий вдох Главы Дисциплинарного Комитета сказали мне, что я делаю все правильно, но не нужно останавливаться на начатом.

Я наклонился над его членом и обдал его горячим дыханием, не зная как справиться со внезапно появившимся стыдом и каким то иррациональным, абсолютно неконтролируемым страхом.

- Ты на этом остановишься? – Глухой от желания голос Хибари сказал мне яснее любых слов, что он хочет продолжения, больше, чем я совсем недавно хотел кончить, а его приказной тон не оставил никакой возможности сомнениям.

Для начала я провел языком по головке члена, и почувствовав дрожь в теле Хибари обхватил её губами, посасывая и лаская языком внутри и губами вокруг чувствительной части. На мой затылок опустилась его рука, властно притягивая и направляя меня. Понимая, что долго так у меня не получиться, я стал помогать рукой, оглаживая ствол и сжимая пальцы вокруг него.

Через несколько минут Хибари потянул меня за волосы вверх достаточно мягко, не доставляя лишней боли, но и не давая ему сопротивляться, я вернулся в прежнее положение, и устроился на узких бедрах, постоянно задевая анусом его член и потираясь о него.

- Если ты сейчас не прекратишь, то это будет изнасилованием. – Спокойный, хоть и хриплый голос Хибари вновь вернул меня в реальность, и я перестал провоцировать его.

- Что мне тогда делать? – Задыхаясь от желания я спросил его.

- Осторожно опустись на мой член, но так, чтобы не повредить тебя.

Приказной тон Главы действовал на меня безоговорочно, и я осторожно взял его член в руку, поднялся над ним и стал осторожно насаживаться, в это время руки Хибари поддерживали меня за талию, не давая опуститься слишком резко или быстро. Острая боль пронзила меня, едва в меня погрузилась головка, но все те же сильные руки не дали мне в бессилии опуститься до конца, осторожно опуская меня. Едва я принял его целиком, я медленно наклонился к его губам, и поцеловал, раздвигая их языком и лаская нежность рта, в благодарность о заботе.

Я чувствовал себя так, словно меня проткнули изнутри, но нежные губы не давали мне сосредоточиться на этом ощущении, и вскоре оно прошло, оставив после себя легкое жжение.

Я опустился вниз поддавшись бедрами навстречу его члену, и задохнулся от непередаваемы ощущений. Темп наших общих движений рос, и я, забившись от наслаждения в его тонких, сильных и властных руках закричал:

- Хибари! Я люблю тебя!

Я сказал то, о чем не рассчитывал ему говорить в ближайшие лет десять, но не придал этому значения в тот самый момент. В тот миг было важнее совсем другое ощущение: ощущение сжавших меня в порыве рук, ощущение заполнявшей меня жидкости, ощущение жаркого, обжигающего шепота на ухо.

- Тсуна…

После, слова прозвучавшие были смешны и абсурдны, а мне было стыдно, так стыдно, что хотелось плакать, но я всего лишь уткнулся в его грудь и упивался ощущением его рук.

- А говорил, что только благодарность. – Ехидный тон Хибари, который был неизвестен никому кроме меня, и так остается и по сей день. – Учти, если вздумаешь мне изменять – забью до смерти

В тот вечер я позорно сбежал от спящего Хибари, но в моей памяти остались его поцелуи, его шепот, и руки, лежавшие поверх белоснежного одеяла. Руки, которые могут быть как жестокими, так и нежными, но все равно остаются беспощадными, не смотря на многогранность характера их хозяина.

Но сейчас мы не то чтобы вместе, просто мы понимаем друг друга с полуслова, и он частенько играет роль безжалостного Главы Комитета Безопасности, который защитит меня, во что бы то ни стало, и отнимет у грабителей деньги, подтрунивая надо мной.

И для меня нет ничего ценнее тех слов, что были им не сказаны.Тех слов, которые не родились в ответ на моё признание.

И он не скоро скажет: «Я тебя тоже люблю».

Но это скажут его руки. Ещё не раз.

@темы: OOC, KHR, Мини, NC-17, POV, Слэш, Романтика

---

Поцелуи по утрам

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Хибари/Тсуна
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, POV
Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Когда три простых предмета обихода напоминают о большем, чем целый мир.

Глава 1 . «Подушка»

Каждое утро прежде я просыпался один, под несмолкаемую трель Хиберда. Это была почти что традиция – очень устоявшаяся привычка вставать каждое утро, обнимать подушку, желая, чтобы она оставалась такой же теплой, когда я вернусь, вставать и быть тем, кто я есть в Намимори.

Это было даже больше чем традиция. Я возвращался домой, отчетливо понимая, что чуда не произойдет, и моя жизнь будет столько же размеренной как и раньше. Но её повседневность нарушали двое – равный мне по силе Мукуро, и непосредственный и непоседливый Тсунаеши.

В то утро, никаких изменений не планировалось. Абсолютно. Все та же дорога в школу, все то же собрание Комитета Безопасности, всё те же травоядные в коридорах. Но в тот день всё было немного иначе. Я впервые видел Тсуну не то чтобы расстроенным, ибо это было его частое состояние. Как-то даже опечаленным.

Он шел, опустив голову ниже обычного, и целиком погрузился в свои раздумья. Настолько, что не заметил дружного отхода учеников с моего пути, и продолжал идти прямо на меня. Я был готов вытрясти из него душу и вернуть в обычное состояние при помощи его же слез, но в последнюю секунду Тсуна заметил, что вот-вот наткнется на меня, и обошел, совершенно не придав этому никакого значения.

- Чаоссу, Хибари. – Прозвучал голос малыша Аркобарено из какого-то нового убежища. Развернувшись, я заметил, что на сей раз Реборн выбрал своим убежищем нишу позади огнетушителя.

- Привет, малыш. А что это с Вонголой? – поинтересовался я, проявляя столь несвойственное мне любопытство.

- Думаю, он сам тебе расскажет, если придется. – Улыбнулся мне Аркобарено, и неожиданно попросил – Присмотри пока за ним, Хибари. А то натворит дел, пока меня не будет.

- Хорошо. – Усмехнулся я и, попрощавшись с малышом, пошел ловить очередных нарушителей.

На какое-то время я и думать забыл о том, что у кого-то там что-то произошло. Это просто выпало из головы, но в силу ответственности я помнил о просьбе Реборна. До большой перемены никаких изменений не было, но чуть позже я случайно, совершая очередной обход, нашел Тсуну, забившегося в какой-то темный угол, и, как ни странно без окружения его постоянных друзей-телохранителей Ямомото и Гокудеры.

Он не просто забился. Тсуна дрожал всем телом и судорожно всхлипывал, ему то и дело не хватало воздуха на новое рыдание, и всё это производило впечатление того, что произошло что-то непоправимое. Но что же могло у него стрястись? Что произвело на него такое впечатление?

Задаваясь таким вопросом, я подошел вплотную и накинул на его плечи свой пиджак с нашивкой Главы Комитета. Настолько непоправимое, что он даже не заметил этого? Плечи начали сотрясаться чуть меньше, чем раньше, но Тсуна все равно не мог успокоиться. Что же такое? Неужели ему отказала эта девчонка, сестра Сасагавы? Или же произошло что-то страшнее или хуже? Что могло заставить его так плакать?

Не в силах смотреть спокойно на безутешные рыдания Тсуны я подошел ближе и сел рядышком, пристально разглядывая объект присмотра. Покрасневшие глаза и нос, припухшие губы, пальцы, сжатые до белизны в кулаки, и отчаянно мнущие край моего пиджака.

Всхлипы стали совсем судорожными, и я услышал, что этому мальчишке не хватает сил, чтобы остановить рыдание и вдохнуть воздуха. Я наклонился к нему и легонько похлопал по щекам, понимая, что нежными эти прикосновения можно назвать только с большой натяжкой, из-за моих всегда достаточно тяжелых рук.

Тсунаеши начал успокаиваться, как и подобает Вонголе, правда уткнувшись мне в рубашку и тихонько скуля. Ей-богу, как маленький Хиберд, который возвращается побитый с неудачной драки. Такое сравнение не оставило мне и малейшего шанса сопротивления желания. Я чуть приобнял его и погладил по мягкой, пушистой, как перья Хиберда, голове.

Определенное сходство.

- Знаешь, а ведь она мне нравилась… - Тихий голос Тсуны заставил меня опустить на молодого наследника глаза. Тот не смотрел на меня, а уткнулся в одну определенную точку и вообще не отрывал от неё взгляда, но продолжил говорить. – Я же искренне … а тут … ну не нравлюсь ей.. но зачем же …

Новое рыдание зародилось в его груди, и физически его ощутил. Да, давненько у меня на плече никто не плакал. Практически никогда… Хотя если повспоминать, то никогда и не плакали. Чтобы Тсуна снова не разрыдался, я теснее прижал его к себе и снова погладил по голове.

- Я… Хибари, знаешь … она наверняка не со зла… просто так получилось… верно… обыкновенная случайность…

Из дальнейшего текста мне стало ясно, что он случайно услышал девичьи сплетни, в которых обсуждали непосредственно его и со всех сторон. Мало он лестного о себе услышал, а когда зашел в класс, то никто и не подумал перестать обсуждение. Оказывается, и у этого мальчишки есть гордость, которую легко задеть.

В ту самую секунду, понял, что если буду оставаться бездейственным и ждать у моря погоды, то так и упущу свое счастье. И подушку, о которой мечтаю каждое утро.

- Ой… - Тсуна поднял глаза и сообразил, что находится в моих объятиях.

«Он все так же боится меня», - убеждал я себя, когда притягивал его поближе и нежно целовал, лаская припухшие от рыданий губы. «Боится» неуверенно думал я, чувствуя, что Тсуна прижимается ко мне теснее и обнимает за шею. «Наверное».

Едва отпустил его, как встретился со взглядом вопрошающих глаз.

- Тсунаеши, я вот давно тебе хотел сказать…. – Я замялся, не зная как правильно оформить мысль, что мне нравится создание, которое нужно оберегать и защищать, у которого есть чувство собственного достоинства и которое может целиком и полностью отдать себя и посвятить чему-то.- Ты мне нравишься.

Я был сама серьезность, а Тсуна – само удивление. И кто же его, такого бестолкового, додумался сделать наследником?

- Вы… это серьезно? –Настороженный взгляд и приоткрытый рот – единственная реакция на мое признание. Я старался не всматриваться в его черты, чтобы сдерживать неблагородный порыв переспать с Тсуной прямо тут.

- Абсолютно.- Я кивнул, и улыбка расползлась по губам Тсуны.

- Хорошо. – Каштановые волосы взметнулись при кивке, и я невольно залюбовался им и его беззащитностью. – Я постараюсь полюбить тебя всем сердце, Хибари-сан. А пока. Можно я побуду здесь ещё чуть-чуть один?

И я пошел на очередной обход, оставив Тсуну в помещении, выводящем на крышу. И лишь через час, после того как начался урок сообразил, что у него остался мой пиджак, и это заставило меня улыбнуться, несмотря на попытку подавить эту невольную улыбку.

Глава 2. «Одеяло»

Едва я вошёл в класс, как все девочки дружно ахнули, почему-то показывая на меня пальцем. Несмотря на то, что это не очень красиво, они разглядывали меня, словно они приведение увидели.

Словно я с момента их последнего обсуждения успел сильно поменяться! Как же это все-таки глупо с их стороны. Я вопросительно поднял бровь, и тогда один из одноклассников показал на меня и сказал

- Смотрите, у Никчемного Тсуны пиджак Главы Комитета Безопасности!

Оглядев себя, я и вправду заметил, что незаметно утащил на плечах пиджак Хибари, который утешал меня в каком-то кабинете. Я не смог сдержать улыбку, при воспоминании о признании Хибари-сана. Временами он такой нежный и ранимый, что не влюбиться невозможно…

Правда, у меня всё ещё оставались сомнения по поводу того, какие чувства я к нему испытываю. Если быть честным, то именно этот вопрос занимал меня на протяжении всего дня, и домой я шел, совсем не заметив того, что сам незаметно держусь за рукава черного пиджака. Мои мысли на сей раз занимала совсем не Кеико, а именно он. Целиком и полностью.

Просто так очаровательно, что я ему нравлюсь! Мои мечты почему-то совсем не были окрашены в розовый цвет нереальности и какой-то несбыточности, а были на удивление прозаичны и просты, словно вот только руку протяни, и сбудется, все исполнится.

Реборна в ту ночь не было в моей комнате – ещё утром он мне что-то говорил о срочном отъезде в Италию, а о том, что ко мне неожиданно может нагрянуть Гоку или Ямо я не волновался – один был на олимпиаде, а другой участвовал в чемпионате по бейсболу.

Ночью мне приснился Хибари, но проснувшись, я совсем не удивился – замотавшись или же замечтавшись днем я и не заметил того, как уснул, обнимая несчастный и истерзанный мною за весь день пиджак. Тот уже практически не пах тем универсальным и присущим лишь одному Хибари запахом, но всё равно заставлял меня расслабиться, чувствуя себя совершенно защищенным. Настолько, что хотелось кричать или плакать от радости, вскочить и поделиться со всеми этой радостной вестью, или же наоборот прижаться теснее, чтобы ощутить себя более важным и нужным.

Несмотря на то, что я как всегда опаздывал, я был невероятно счастлив. Я нужен тому человеку, который намного лучше, сильнее и увереннее меня… это настолько необычно – чувствовать себя значимой частью для такого независимого и ненавидящего компании человека, как Хибари …

Осознание этого привело меня к простой мысли – если Хибари-сан признал меня как того, кто ему нравится, значит я совсем не такой слабак и неудачник, как обо мне думают девочки. А ещё это значит…

Мысль не то чтобы осталась недодуманной, просто мне и не нужно было её додумывать – я и так всё осознал, всё понял, и мой мир, еще разбитый на тысячу осколков тем, что Кеико не считает меня тем, с кем она может разделить путь, восстановился, собрался и ожил перед осознанием этой мысли.

Я аккуратно свернул пиджак Хибари-сана, решив, что я обязательно его верну сегодня, и скажу то, что решил сказать. Правда сама мысль об этом заставляла меня то краснеть, то нерешительно тупиться в пол, словно я уже стою перед ним.

Однако, несмотря на то, что я решил вернуть ему удобнейшее одеяло, под которым я когда-либо спал, в начале дня по причине опоздания я так и не смог найти его. Но время обеденного перерыва было целиком направленно на поиски Хибари, то есть я посещал те места, которые в любом другом случае старался бы обходить за милю.

Он неожиданно нашелся на крыше, и я, споткнувшись и чуть не упав, подошел к нему.

- Хибари-сан… - совсем неуверенно начал я, но Глава Дисциплинарного Комитета перебил меня.

- Что? Ты что-то хотел?

- Да, я… - я замялся, но все-таки договорил – Хибари-сан, я хочу вам вернуть ваше одеяло! То есть ваш пиджак! В общем, я хотел сказать… что вы мне тоже очень нравитесь…

Я договаривал свою речь, впервые в жизни слыша легкий смех Хибари-сана и яростно краснея. Горели не только щеки, но и уши, и даже шея. Мне было страшно стыдно, и совершенно ничего не мог с этим поделать.

Правда, отсмеявшись, Хибари-сан приобнял меня, прижав к себе и снова, как вчера, поцеловал так же нежно и легко, и это было лучшим признанием того, что между нами есть связь, и она сильнее любой нити, потому что это сама судьба связала нас, а может даже и не судьба, а сам Хибари-сан.

Мне казалось, что я таю, растворяюсь в нежности этого поцелуя, который неожиданно начал набирать темп. Запах Хибари, который проникает везде и всюду, и кажется, въедается в саму кожу, губы Хибари, которые скользят по моим, прихватывая их в мягкий и нежный плен, руки Хибари, которые уверенно держат меня за талию и одновременно прижимают к ограждению на крыше, не давая мне и шанса спастись от его нежности и от собственного, куда более беспощадного стыда.

Зачем искать ненужный выход? Я не буду убегать ни от него, ни от себя. Никогда. Я принимаю его таким, каков он есть – сильным и властным, страстным и нежным. Любым, каким бы он не был в моих глазах.

Когда поцелуй закончился, Хибари-сан слегка отодвинулся, и прошептал в своем репертуаре: «Поймаю с другим – забью до смерти», и в тот момент мне совсем не было страшно, ведь мне никто не нужен кроме него.

Абсолютно.



Глава 3. «Кровать»

Сегодня я старался изо всех сил закончить со всеми нарушителями как можно скорее. Этому была весомая причина, ведь Тсуна согласился на моё предложение пойти в гости сразу по окончании учебного дня. Ко мне. И совсем не потому, что у меня безопаснее, а потому что ко мне точно никто посреди ночи не придет. Правильно, найдите таких идиотов, которые рискнут конечностями разбудить меня…

Именно по этой причине я отыгрывался на всех нарушителях с удвоенным рвением. В коридорах только это и обсуждали, и это безумно раздражало… Но одна вещь заставляла меня держаться усиленно и упорно – во время обеденного перерыва я зашел в библиотеку, и где-то среди бескрайних стеллажей наткнулся на Тсуну, который в очередной раз подарил мне незабываемый поцелуй.

Только по этой причине за сегодняшний день никого не убил, но смягчить это моего предвкушения не могло, поэтому я совсем не удивился, услышав, что в коридоре только и говорят о том, что я сегодня то ли «в плохом настроении», то ли «не выспался», но вывод был один – сегодня я лют до ужаса.

Сам факт заставлял меня трястись от перевозбуждения, и делать всё, чтобы меня ничего не могло задержать….

В назначенный час и в назначенном месте Тсуна поджидал меня, болтая со своими друзьями, и яростно жестикулируя, что-то им объяснял.

- Я всё равно ему не верю! – Убежденно заявлял Хаято, показывая на меня пальцем.

- Да ладно тебе, не заводись… - Безуспешно пытался его успокоить Такеши.

- Действительно, Гокудера.. –Не успел заикнуться о чем-то Тсуна, как я подошел и перебил их бурную дискуссию.

- Пошли? – Я перехватил руку Тсуны и посмотрел на него не улыбаясь, но всё равно не сумевши сдержать нежности во взгляде.

- Ага. – Тсунаеши улыбнулся, и мы оставили дискуссию позади нас.

Путь до моего дома был не особо запоминающимся, кроме тех укромных мест, где я мог снова и снова его целовать, и особое удовольствие мне доставляло то, как он смущался при этом. Такой милый и наивный…

Приход домой не давал мне шансов расслабиться. Мы встречаемся уже больше месяца, и я старался не давать себе воли, но его румянец на щеках, его милая детская улыбка, которая соблазняет меня больше чем что-либо другое на свете, и его наивность, которая словно хочет свести меня с ума.

- Хибари… - Тсуна снова покраснел, когда я его поцеловал в моей небольшой спальне.

- Что? – Я нежно прошептал на ушко моего сокровища, и оное немедленно стало того же цвета, что и щеки.

Тсуна поднялся и присел ко мне на колено, прошептав:

- Ты не возражаешь?

Какие могут быть возражения? Разве хоть кому-нибудь придет в голову возражать такому милому проявлению ответного чувства и желания?

Я прижал его к себе поближе, теснее, расположив так, что его пах тесно соприкасался с моей ногой и бедром. Так тесно, что я не смог удержаться и чуть-чуть поводил ногой вперед-назад вызывая, этим самым, трение. Малыш тихонько воскликнул, и я поцеловал его снова, стараясь успокоить. Но нежность крайне быстро переросла в страсть. Наверное, в тот самый момент, когда я заметил, что он так же отвечает на мой поцелуй, пусть не настолько смело, но старается провести своим языком по моей нижней или верхней губе.

Понимание этого прошло по мне электрическим зарядом, как и много раз до этого, и заставило меня позволить себе ещё одну вольность – запустить руки ему под рубашку. Оторваться от этого маленького зверька абсолютно невозможно. Кто бы чего не думал и не говорил, его нежная, мягкая и теплая кожа заставляла меня снова и снова проводить по ней пальцами и искать какие-то неровности в ней и, не находя снова и снова проходить этот путь пальцами.

Речь о том, чтобы отпустить его губы вообще не могла идти. Я открыл для себя этот источник, который ни за что не отпустит меня, и даже если мне придется оторваться от сладкой сочности и мягкости этих губ, то мои мысли снова и снова будут заняты ими.

Я находил пальцами его соски с какой-то радостью первооткрывателя. Вот он – изъян, который я так долго искал, но от которого я никак не могу оторваться, отпустить, а мягко поглаживаю, зажимаю между пальцами и потираю.

- А..аа! – чувственно стонет Тсуна, отрываясь от моих губ всего лишь на мгновенье, и выгибается в спине, чтобы ещё теснее почувствовать мои руки на своей коже. Этот момент захватил меня, и я притянул его к себе поближе одной рукой, а второй провел по его губам и подбородку собирая влажную слюну.

– Хибари-сан… - Тсуна буквально лепечет мне на ухо. – Хиб…аа…- он снова задыхается в моих руках от наслаждения, которое я щедро ему дарю, лаская шею языком, и влажными пальцами растирая соски.

Проходит буквально мгновенье после того, как я оставляю один влажный сосок и переключаюсь на другой, но слюна успевает остыть, и это ощущение в купе с остальными заставляет Тсунаеши издавать ещё более восхитительные звуки.

Это не крики и не стоны, а что-то среднее, звучащее на тональности мольбы, когда всего вокруг становиться слишком много для этого крохотного тельца. Но я решаюсь показать, что это совсем ещё не предел, и снова начинаю двигать ногу вперед-назад, заставляя любимого срываться на крик, в котором он так и не смог произнести моего имени:

- Хиба..а!..ааа…А!..... – этот звук меня заводил ещё сильнее, и я не мог позволить всему закончиться именно так.

Не отрываясь губами и языком от его шеи, я расстегнул ремень на его брюках и стянул их с него вместе с нижним бельем, которое осталось лежать комом на полу, едва Тсуна вышагнул из него. Я не мог позволить себе потерять с ним физический контакт надолго и усадил обратно к себе на колено, а в это время, мой милый и сообразительный Тсуна стянул с себя рубашку вместе с галстуком.

Кровать чуть скрипнула, когда мой маленький звереныш от всей души, и я подозреваю, что изо всех сил потерся пахом о моё колено. Неуверенные руки Тсунаеши попытались стянуть с меня рубашку, ибо пиджак был снят ещё при входе в дом. Я не стал им препятствовать и помог снять её с меня, при этом, наслаждаясь зрелищем пунцовых щек, ушей, шеи, и ключиц, на которые смущение тоже распространялось, но под рубашкой раньше этого не было видно. Руки Тсуны легко дрожали, когда он брался за ремень моих брюк, и этот факт веселил меня и возбуждал одновременно.

Позже, когда я опустил Тсуну на кровать, и приговаривал:

- Доверься мне… - В ответ я слышал нежный шепот Тсунаеши, который может, был совсем не храбрым, и не сильным, ведь эти качества есть у меня. Он умел верить людям, и потому я выбрал его. Среди тысячи людей, проходящих мимо, я помнил его – его улыбки направленные в сторону одной девчонки, его смех, его нежный взгляд, который доставался только мне, и его покорная доверчивость – всё это выделяло его для меня. Среди тысячи.

Он важен для меня. Осознание этого далось мне однажды с трудом, и лишь нежелание спасовать перед какими бы то ни было трудностями заставило меня тогда признаться ему в этом. И я совсем об этом не жалел.

- Я верю тебе. – Сладкий голос будущего представителя клана Вонгола звучал в необычной тишине моего дома, где не было слышно даже Хиберда. – Целиком и полностью я доверяю тебе.

Эта фраза окончательно лишила меня остатков самоконтроля, и я в каком-то смутном полубреду растягивал Тсуну, даже не заботясь о том, чтобы как-то смягчить его положение, ведь он опирался на руки, а сам стоял на коленях на моей кровати. Его стоны приводили меня в восторг, который хотелось восполнить, вознаградить и подарить этому милому и нежному созданию. Хотелось оставить на нем метку того, что этот звереныш только мой и ничей ещё.

Тсуна только вскрикивал и стонал во весь голос от возбуждения и наслаждения, а я ласкал его вход вначале пальцами, потом нежно проводил по нему языком, то и дело лаская его изнутри и оставляя влажные дорожки вокруг. Одной рукой я придерживал его, перехватив рукой через живот и грудь, и обводил ею напряженный сосок, а второй ласкал возбужденный член.

За секунду до наступления экстаза я отпустил его, оставив только руку, ласкающую член, которая уже через пару мгновений покрылась его спермой. Но не успел Тсуна отдышаться, как я, смазавши член его спермой, мягко вошел в него. На сей раз он воскликнул от короткой боли.

- Хибари-сан.. пожа..та..не надо – чуть захныкал Тсуна, но я старался уговорить его расслабиться.

- Тсунаеши, милый мой, маленький сладкий Тсунаеши.. Ну же, расслабься, и боль отступит… ну же, я обещаю, что после будет лучше… ну же, ты же веришь мне, правда? – Я шептал на его ушко до тех пор, пока он не расслабился, а после, с каждым толчком, пока искал нужный для него угол, шептал уже другое. – Ты такой сладкий, такой горячий и тесный, я хочу, чтобы ты был только моим, и ничьим больше.

Я опустил руку снова на его член, и толкнулся, задев точку, приносящую истинное наслаждение, которое заставляет забыть о боли. Ответом мне послужил яркий крик Тсуны, который чуть сжал меня внутри, потом расслабился и снова сжал, доставляя этим самым невообразимое удовольствие.

- Ты такой страстный, Тсуна… мой маленький…развратный…горячий…Тсуна!- каждое слово я подтверждал толчком, и звереныш постанывал и кричал на весь дом, о том, как ему хорошо, а я не сдерживаясь рассказывал ему то, что думал. – Твоя маленькая…узенькая попка…такая соблазнительная.. я не могу.. насытиться… ты заставляешь меня… потерять любой … самоконтроль!

На последнем слове Тсуна не выдержал и снова сладко сжал меня внутри, но на сей раз ощутимо сильнее и я не мог сдержать порыв ещё пару раз толкнуться в эту невообразимо горячую глубину, пока он выплескивался в мою руку. Содрогнувшись, я наполнил его своим семенем, тем самым оставляя на нем желанную метку.

Приведя себя в порядок, мы уснули невообразимо уставшие, и невыразимо счастливые тем, что мы стали ещё ближе друг к другу.

Утром я проснулся от нежного поцелуя в щеку. Открыв глаза, я обнаружил свое маленькое счастье рядышком, под боком, нежно проводящим пальцами по моей щеке. Я улыбнулся. Прижал его к себе, тогда ещё совсем не зная, что в ближайшие десять лет будить меня будут именно так.

С этим запахом любимого звереныша на мягкой подушке, который за столь долгое время не просто впитался, а намертво въелся в её пуховые внутренности и в мою собственную кожу.

С мягкостью одеяла, под которым его шаловливые руки то обнимают меня, то умело возбуждают или же снимают возбуждение.

С этими нежными поцелуями, со сладостью которых не может сравниться ничто на свете.

С человеком, которому я подарю всё, что у меня есть.

С ним.

А если кто-то не согласен – забью до смерти!

@темы: KHR, Мини, NC-17, 2007-2012, POV, Слэш, Романтика

---

По гороскопу

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Хибари/Тсуна
Рейтинг: R
Жанры: Романтика
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Тельцов невозможно заставить изменить одно решение.


Бесполезно пытаться заставить его изменить уже принятое решение.



Хибари был резко против любых толп. Даже такое немногочисленное скопление людей, как Хранители Вонголы. Уже было для него утомительным и раздражающим. И в его планах совершенно не было вступать в их ряды. Как вы думаете, есть ли что-то способное заставить Хибари изменить его решение?

Даже малыш Реборн не смог этого сделать в полной мере. Лишь пообещал хороший бой, если Глава Дисциплинарного Комитета сохранит кольцо Облака Вонголы. Но это лишь временное.

- Ты, почему ты отказываешься защитить Джудайме?! - Возмущался Гокудера.

- Поиграешь с нами? – С постоянной улыбкой спрашивал Ямомото.

- Во имя ЭКСТРИМа!! – Кричал Рехей.

Вот только Хибари не было до всего этого абсолютно никакого дела. Все было так, словно ему и вовсе плевать на семью. Хотя быть может, этот так и есть на самом деле…



Чем больше вы настаиваете, тем меньше добиваетесь.



Из-за постоянных встреч с Хранителями Вонголы Хибари стал меньше внимания уделять Намимори, что его невыносимо раздражало. Его доставал каждый из Хранителей, но каждый из них был быстр. И не то, чтобы Хибари не мог с ними справиться, просто не находил необходимым пачкать о них руки. После битвы с Варией и Занзасом многие из них стали его должниками. И это объединяло. Но любое объединение неимоверно раздражало, заставляя впасть в ярость, которая подвластна лишь избранным.

После того, как Савада открыл в себе потенциал хищника, у Хибари могло появиться желание встать на его сторону при случае, но…

Если он это сделает, значит, он проиграл, ведь каждый из этих прихвостней будет считать, что это их заслуга. Вовсе не его решение. А так быть не может. Поэтому Хибари предпочитал оставаться в стороне. Приглядывать за неуклюжим мальчишкой, который постоянно попадался ему в школе, и казался самым слабым из всех земных существ. А потом так сильно вырос…



Начинать «обработку» нужно заранее, исподволь, ненавязчиво внушая ему вашу идею, пока он не примет её за свою.



Есть вещи, о которых Тсуна предпочитал молчать. И делать это так некрасноречиво, что никто и не догадывался, какие чувства он испытывает к одному из своих Хранителей. Сильнейшему из своих Хранителей.

Вездесущий Реборн об этом знал. Сложно, знаете ли, не знать того, что происходит в стонах и страстных всхлипах каждую ночь под ухом. Но сам Тсуна об этом не знал, поэтому был уверен, что не знает никто. Более того, Реборну можно доверять – он знает многое. Очень.

Именно поэтому Реборн стал усиленней натаскивать мальчишку. Слабаку не потягаться с Хибари. На «травоядное» он даже не обратит своего внимания – рассудил Реборн, и под вопли Тсуны «Реборн!!» стал гонять его еще сильнее.

Беспощаднее. До конца не понимая, кто же строже – Реборн к Тсуне, или же сам Тсуна к самому себе, когда выбрал такого возлюбленного.

Вся эта возня привлекала внимание Кёи, который предпочитал наблюдать за тренировками свысока – заодно присматривая за любимой школой. Ему было интересно и удивительно. «Цыпленок» поражал его все больше и больше.

И стало абсолютно ясно, откуда появилось это желание…



Нельзя дразнить Тельца, насмехаться над его привычками и слабостями – взорвется, не взирая ни на какие последствия.



Каждый ученик Намимори знал самую важную истину – нельзя раздражать Хибари. Не только потому, что это сулит неприятности, но и потому что шансы выжить после этих «неприятностей» невелики. Подобные выпады Хибари обычно воспринимал достаточно спокойно – как попытка поиграть шавки и слона. Даже не так – шавки и снежного барса, который прикорнул на солнце.

Правда то, что сделал Мукуро, Хибари так и не удалось забыть или простить. Да он особо и не пытался. В конце концов – это приятно – иметь достойного противника. По-настоящему.

Тсуну же он как противника и не воспринимал. Только как травоядного, которого почему то хочется гладить, нежить, защищать. Пометить, сделать своим и оберегать ото всех. А это слабость. И чтобы не разрушить столь нежно любимый Намимори Хибари решил держать эту слабость в тайне, то и дело вглядываясь в карие, но так часто вспыхивающие расплавленным золотом на солнце, глаза.



Только терпением и мягкостью можно завоевать его сердце.



Тсуна по природе совершенно незлобив. Он прощает то, чего не простил бы любой другой человек. Его можно было бы назвать слабаком, но в нем есть стержень. Именно то, что не дало ему сломаться ни под атаками Мукуро, ни под яростными выстрелами Занзаса, ни под туманной атакой лучшего мечника будущего – Генкши.

По началу Хибари считал Тсуну слабаком. Тестом, из которого девушки лепят все, что угодно. Потом Хибари понял – это не проявление слабости. Это проявление силы. Ведь только сильный может позволить себе иметь в тылу врага, и сохранить ему жизнь. И только слабый старается избавиться от врагов любым способом. А Хибари не любил быть слабым. Но и вот так тоже не мог.

А ещё Хибари не мог не замечать того, что глаза Десятого Босса Вонголы стали все чаще останавливаться на нем. И Глава Дисциплинарного Комитета точно знал, что это не испуганные и встревоженные взгляды, а что-то вроде..любования. По крайней мере, он расценил это именно так, поймав взгляд Тсуны.

А понять то, что будущий босс не слаб помогла ему всего одна фраза, сказанная Тсуной тогда. Когда они только пробили базу Мелоне, и на хрупком теле навсегда остался крест двух шрамов, он тогда сказал:

- Хибари-сан. Я тебя люблю.



Многого можно достичь, взывая к его чувствам: он добросердечен и сентиментален.

-Мм….ААаа….. – Стоны юного Савады были слышны даже за дверью, но ему это абсолютно не мешало.

По его губам, подбородку, шее, груди скользила одна теплая и нежная рука, вторая обглаживала бока, и ласкала пуп, усиливая общие впечатления. Изредка эти руки затрагивали член Савады, и тот кричал о своем счастье ещё сильнее, потому что просто не мог удержаться. Чувства были обострены, оголены и распалялись до накала, когда в него входили размеренно и нежно, и таяли не оставив от себя и лужицы, когда в его тело с каждым новым толчком врывался Хибари.

Возможно, не один из них и не вспомнит того, как воспринял Хибари признание в любви, но каждый будет хранить в памяти сотни таких, как это утро. Нежных, когда солнце опаляет края постели и доползает до тяжело дышащих и сплетенных в сладостной неге тел. Сладких, когда кто-то тянется, чтобы поцеловать любимого, и его покрепче прижимают к себе, словно не желая никому возвращать.

Но оба они будут молчать о том, что даже в самом слабом, может скрываться невиданная сила.

И в самом сильном может быть маленькая слабость. Настолько маленькая, что он примет признание в любви, сделанное однажды.

И образует гармоничный союз по гороскопу между Весами и Тельцами.

@темы: KHR, Мини, 2007-2012, R, Слэш, Романтика

---

Ночь гнева и ночь нежности

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Занзас/Скуалло
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, PWP
Размер: Мини, 1 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Иногда ради чего-то можно потерпеть

Ночь гнева

Низкий и протяжный вой на одной ноте раздавался в спальне Занзаса каждый раз, когда он был недоволен Скуалло. Скуалло выл на одной ноте совсем не потому, что его длинные волосы Занзас наматывал на кулак. И не потому что горячий член босса входил глубоко так, что хотелось плакать то ли от боли, то ли от наслаждения, то ли от унижения. Он выл потому, что не мог сказать ничего вразумительного, когда босс требовательно прикусывал его ухо не переставая шептать:

- Ты что, мусор, поиграть захотел, да? Мусор. Опять просто так без напарника в гущу событий кинулся? Что у тебя очко взыграло что ли? А? Сучка.

И Скуалло выл, протяжно, по-волчьи, но каждый раз его затыкал босс, не выносящий лишнего шума. Каждый раз, когда подобные стоны вырывались из горла Скуалло Занзас затыкал их удивительно нежным поцелуем, который не вязался ни с его словами, ни с поступками, ни уж тем более с его характером. Просто он делал то, чего от него меньше всего ожидали. И в этом было его понимание гнева.

И каждый раз, когда он резко и отрывисто входил в своего первого помощника и заместителя, он выражал свой гнев. Свое недовольство. Каждый раз, когда он вбивался в тело, вместо того чтобы долго и нежно ласкать так, чтобы казалось, что партнер просто плавиться в твоих руках, он давал волю своему гневу.

Ночь нежности

Но в эту ночь все было иначе. Был длинный бой и он устал. И было много шансов выплеснуть свой гнев на все, что было вокруг. А кроме врагов там никого не было – так решил босс Варии. И все пылало от адского огня Посмертной Воли Занзаса, усиленной пистолетами. И казалось пятачок земли с людьми, которые стремились уничтожить Семью, погрузился в огненный Ад.

В этот день гнева было слишком много. Было много презрения и ни грамма ненависти. Каждый из этих людей так предопределил свою судьбу, явившись на встречу с ним – Занзасом с оружием в руках, направленным на него.

Поэтому эта ночь была необычной. И вместо грубого секса, Босс нежил своего длинноволосого подчиненного , даря ему все то, что не могло выйти наружу из-за избытка гнева. Он медленно и тягуче целовал, нежно растягивал, облизывал и посасывал. Он делал все то, чего не должен был делать человек, который привык властвовать – он дарил.

И пугливая луна расцвечивала в синеватые оттенки два тела на одной широкой кровати.

Сегодня не было боли. Сегодня не было крови. Не было унижения. Сегодня было то, чего не было раньше. И ради таких мгновений Скуалло терпел месяцы унижений. Ради такой ночи он терпел ночи боли и одиночества. Ради такой ночи он прощал боссу очень многое, потому что в такие моменты он понимал – как бы не выкручивался Занзас, он его любит.

Не смотря ни на что, и поэтому он всегда тихо и нежно шепчет на ухо после секса в ночи гнева и ночи нежности:

- Ты мой.

@темы: KHR, Мини, NC-17, 2007-2012, POV, Слэш, Романтика

---

Носки

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Хибари/Тсуна
Рейтинг: PG-13
Жанры:
Размер: Мини, 1 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Носки, это всего лишь начало

Он был очень гордым и независимым человеком. У него не было слабых мест или «слепых пятен». Он всегда держался в стороне от всевозможных интриг и недоразумений, и всегда наводил порядок в своей горячо любимой школе.

Порядок тоже был одним из пристрастий этого человека. Порядок, который он ценил превыше всего. В его комнате всегда все было разложено по полочкам. Все было в порядке – чисто и цивильно. Не было ничего лишнего, и всем, кто имел доступ в эту комнату всегда казалось, что у этого человека даже пыль садиться меньше, потому что боится.

И прежде у достойнейшего аккуратиста Хибари-сана не было проблем с носками. Ему не приходилось искать их по всей комнате поминутно ругаясь и переворачивая все вверх дном. Потому что у них было свое, особое место. И так было довольно долго. До тех самых пор, как один маленький зверек не стал все чаще заходить к нему и оставаться на ночь.

Этого зверька все достойно чествовали Десятым – будущем главой Вонголы, но для Хибари он всегда оставался маленьким зверьком. Маленьким и неопрятным зверьком, который имеет свойство не просто упихивать одежду, но ещё и долго потом её искать и нервничать из-за того, что не может найти.

Нежные отношения с этим зверьком были секретом, но у Хибари было много секретов. И один из них был практически постоянно на виду, если бы кто-то пристально вглядывался в одежду Хибари. Это были его носки. Каждый день он носил разные носки – то синие, то зеленые, то красные, то… В общем у Хибари было пристрастие к этим изделиям, причем с разным рисунком и разных цветов.

Поэтому-то Хибари и начал встречаться с будущим боссом Вонголы, ведь тот, заметив, что у Хибари не обычные черные, как полагали многие носки, а разноцветные, Тсуна отметил:

- А это хм….необычно.

В ответ Хибари даже не замахнулся тонфа на Саваду, а лишь кивнул, приняв похвалу. Встречаться они стали немного чаще, хотя Хибари не хотел подпускать к себе Никчемного Тсуну. Хотя дело тут было не в конкретном человеке, а в нежелании быть «стайным» животным. То есть слабым. Но подаренные на день рождения Хибари носки разных цветов и сочетаний сделали свое грязное дело. А потом все как то так неожиданно сложилось – и признание в любви, и отчаянный поцелуй, к которому Хибари не смог остаться равнодушен, и горячее тело, прижимающееся к нему изо всех сил.

А вообще Хибари всегда был очень серьезным и гордым человеком. Он бережно хранил свои тайны. Его аккуратность была неимоверно сильна, но привязанность заставляла терпеть такого постоянного нарушителя спокойствия и порядка в комнате как Савада Тсунаеши, который постоянно пользовался умением «уговорить» Хибари потерпеть его маленький бардак ещё чуть-чуть. Традиционно такие уговоры проходили под аккомпанемент из стонов и тихих признаний в любви.

Но в последнее время у него начали появляться проблемы с носками. Не потому что он не мог их найти или заштопать, нет. Просто он больше не знал, куда их складывать, ведь Тсуна каждый раз старался ему подарить что-нибудь эдакое.

В частности чулочно-носочное.

@темы: KHR, Мини, 2007-2012, Слэш, PG-13, Романтика

---

Нормальный

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Хибари/Тсуна\Рёхей
Рейтинг: NC-17
Жанры:
Размер: Мини, 1 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Он был совершенно нормальным боссом Вонголы.

Он был нормальным боссом Вонголы. Аб-со-лют-но! И если кто-то считал его слабаком, то это были только его проблемы – Тсунаеши оным не являлся, как ни крути. И даже факт наличия странных пристрастий Тсуны не мог изменить его сущности. Он настоящий босс, не смотря на то, что он проводил несколько вечеров на неделе вместе с двумя лучшими хранителями Семейства. И занимались они там отнюдь не политикой…

Не важно, что Савада-сан любил, когда его хранитель Солнца, Сасагава Рёхей глубоко входил в его анус, растягивая эластичные ткани, и оставляя крохотные, неделями потом саднящие ссадины, из-за которых Тсуна не мог ни спокойно сидеть, ни ходить в туалет, не вспоминая этого ощущения чужого присутствия в нем.

Не важно, что в тот момент, когда горячий член Рёхея входил в него, задевая простату, он просто обожал посасывать крайнюю плоть своего хранителя Облака, и облизывать головку со щелочкой, сквозь которую сочилась вязкая смегма, ощущая при этом властные руки Хибари на своей голове, которые в любой момент могли лишить его этой маленькой, но очень приятной радости.

Не важно, что истекая спермой по нескольку часов к ряду, он просто чувствовал себя нужным в тот самый момент, когда его экстремальное Солнце шептало ему всякие романтические нежности на ухо, а Облако, словно самоустраняясь от всего происходящего, легко улыбался, глядя на покорного, полностью подчиненного их желаниям босса.

Это все было не важно, потому что после бурного секса и нескольких часов сна, они, нежась в постели, решали самые важные задачи Вонголы, и при этом слово Савады Тсунаеши было главным и решающим как в делах, так и в постели. И не было ничего такого, что могло не понравиться кому-то из этой тройки.

Все решалось миром, а любые разногласия быстро улаживались Десятым, который умел уговорить, насаживаясь на член медленно, и останавливаясь в самый неподходящий момент, чтобы сказать «Ты же хочешь мне уступить в этом вопросе, я же вижу…» и только дождавшись исступленного «Даааа!!» возобновить движение.

Когда-то эти два хранителя ревновали своего босса, считая что он и с другими так договаривается, но увидев однажды, как Тсуна беззаботно улыбается, приставляя пистолет ко лбу очередного недовольного союзника, приговаривая что-то вроде «Давайте жить дружно» или же «Давайте будем друг другу доверять, а? И вы сейчас опустите «берету», которые припрятали под столом…», эти двое поняли, что ревновать не стоит. Покорным Савада был. Но только с ними.

Даже Правая Рука босса – Гокудера Хаято не знал всей правда о своем начальнике, хотя как не ему вроде это знать. В конце концов правша-Тсуна этой рукой оглаживал свой член по приказу Хибари и растягивал себя, подготавливая себя по нежной просьбе Рёхея. Но Гокудера об этом не знал. Не потому что он был плохим Хранителем, или советником, нет. Просто босс решил, что другим не стоит знать больше положенного.

Поэтому он был самым нормальным боссом. И очень многие считали его слабаком, которому просто везет с союзниками. И тот не спешил разубеждать этих людей, потому что лучше, когда враг тебя недооценивает.

И только Мукуро поскрипывал зубами, смотря иллюзорными глазами на то, как безжалостно и безнадежно трое сильнейших отдаются друг другу. Почему? Потому что его реальному телу было весьма затруднительно дрочить, находясь в связанном состоянии.

@темы: KHR, Мини, NC-17, 2007-2012, PWP

---

Лепесток

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Хибари Кёя/Тсуна Савада
Рейтинг: NC-17
Жанры: PWP, POV
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Как только упал лепесток в палате Хибари, куда определили Тсуну…

И лепесток упал.

Его полёт был грациозен, нежен и красив. И беспощадно короток. Едва бархат лепестка красной розы завершил свой изящный полет, коснулся шершавой поверхности стола, мои глаза открылись. Каждый, кто увидел бы меня в этот момент, подумал бы о том, что я злюсь, что я желаю жестокости, о том, что там, в глубине, есть только желание избить кого-нибудь до смерти, чтобы просто поразвлечься.

Мало кто мог увидеть то, что они смеялись. В них не было ни злобы, ни ехидства, просто ожидание удовольствия. От драки? Возможно, хотя не вполне верно. Жгучее предвкушение чего-то грандиозного разлилось по венам, заставляя моё сердце биться чаще.

Предыдущая игра была далеко не так забавна, как эта. Но было достаточно весело наблюдать за тем, как мальчишка старался не разбудить меня. Ваза, упавшая на голову, два невыносимых малыша, которые никак не могли взять в толк чего же от них хочет Тсуна, два взрыва за окном коридора, которые даже мертвого разбудят, и всё это я видел сквозь ресницы. Он меня повеселил.

Я знал, что цветы, которые принёс господин директор уже явно не первой свежести. Оставалось просто подождать подходящего момента, чтобы и лепесток упал, и Тсуна был в комнате. И этот момент настал сразу же после второго взрыва, ведь пока мальчишки не было, я чуть-чуть поправил ближайшей розе голову, и моя интуиция меня не подвела – я всё сделал как надо.

Он смотрел в ужасе на то, как я встаю и беру с собой тонфа, и они словно врастают в мои руки. На его лице был написан явный страх, граничащий с отчаянием. Пара взмахов и я оттеснил его к стене. Савада оступился и упал, стукнувшись головой, и потеряв то ли от ужаса, то ли от удара сознание. Развлечение обещало быть интересным.

Подхватив перевязанного в нескольких местах парня, я поднял его и опустил на кровать, скорее для своего удобства и удовольствия, нежели для его, хотя он может думать об этом что хочет. Ряд неровно застёгнутых пуговиц таил под собой перевязанную грудь, затянутую недостаточно туго для того, чтобы кости быстрее срослись. Делом пяти секунд оказалось поправить положение дел. А пижамная рубашка осталась расправленной висеть на спинке моей кровати.

За рубашкой последовали штаны, стянутые через загипсованную ногу, и столь же аккуратно развешанные на спинке кровати, в очередной раз доказывающие то, что я не терплю беспорядка. Да, именно так.

Оставшийся в одних трусах Тсуна медленно пришел в себя, но, заметив, что над ним возвышаюсь я, тут же постарался отползти на заметное расстояние, но не смог этого сделать, заметив что у его горла моё излюбленное оружие. Пока на нём даже шипов не было, да и я сомневался, что они понадобятся.

- Если ты дернешься – забью до смерти. – Я спокойно констатировал факт, видя, как он лихорадочно кивнул.

Пара секунд ушла на здравую оценку ситуации, и лишь после этого Савада заметил, что на нем практически нет одежды.

- Где…? – Не договорив, Тсуна заметил собственную, аккуратно развешанную одежду, и договаривать не стал.

- А теперь сними трусы. – Усмехнувшись, скомандовал я. На лице парня не было ничего, кроме безграничного удивления.

- Зачем? – его искренне удивлённый голос заставил меня легко улыбнуться. Взглянув на моё лицо, он догадался о моем плане, и прежний страх вспыхнул с новой силой, погребая под собой последние огоньки уверенности. – Нет. Ты этого не сделаешь…

Голос дрожал как котенок, брошенный в холодную воду. Словно его действительно знобило, но это была одна из причин, по которой мне хотелось сделать это с ним ещё больше. Я замахнулся на Саваду, и тот, зажмурившись, начал стягивать с себя трусы.

- Почему бы и нет? – Я рассуждал вслух, в это время наблюдая за детской попыткой чем-нибудь прикрыться. – Я глава Комитета Безопасности, - на этой фразе Тсуна заметно вздрогнул, и меня позабавила его реакция. Он боится, и правильно делает, – мне ничего не будет за это. Да и ты вряд ли кому-нибудь сознаешься.

Поняв, что отступать некуда, Савада расправил плечи и постарался выглядеть достойно, перед тем как пасть ниже плинтуса в собственных глазах. В карих глазах ясно горел страх боли, страх унижения, страх неизведанности, который придавал остроту его взгляду. Но этот взгляд меня совершенно не трогал. По крайней мере, не на столько, чтобы отменить запланированное и почти случившееся веселье.

- Раздвинь ноги.

Приказ был услышан и понят – ноги Тсуны раздвинулись, но не достаточно широко, для того чтобы я мог делать с ним что хочу. Тяжелый выбор – слова или удар, в наказание за то, что совсем не понял того, что мне лучше подчиняться целиком и полностью, а не пытаться найти пути отхода. Пристально смотревшие на меня глаза, к моему удивлению, не выражали презрения, не молили о пощаде, а доверяли мне. Неожиданный удар для меня – кто он такой, чтобы доверить себя мне?! Никчемный Тсуна, который никогда не мог справиться сам, решил, что я оценю его дар? Нет, подумал, что я приму его? Решение не заставило себя ждать, и я определился с выбором.

- Шире.

Колени разъехались в стороны, давая больший доступ. Я решил, для себя, и я выполню собственное решение. И Саваде придётся с этим смириться. Одна тонфа легла на прикроватную тумбочку, но даже оставшееся не давало малышу Тсуне даже подумать о том, что я беззащитен.

Опустив руку на открытый живот, и легонько проведя по нему, я услышал резкий выдох. Тсуна прикрыл глаза, и я подтолкнул его, второй рукой уложив на подушку, чтобы не перенапрягать его мышцы, ведь ему придется сегодня потрудиться. Изрядно.

Это слово, сказанное собственным голосом разума, ввело меня в восторг предвкушения. Да, именно так. Так, как я решил. Рукой я погладил его живот более ощутимо, чем в первый раз, провёл пальцем по пупу и пальцами провел по черным завиткам в паху. Слабый стон в ответ на мои действия, и я решил следовать основному правилу этой больницы: при любой ситуации должна соблюдаться тишина.

- Если ты позволишь себе стонать или кричать, я тебя изобью… - Начал, было, я, но карие глаза затянутые легкой поволокой желания, открылись и Савада перебил меня.

- До смерти, я помню. – Спокойный голос скрывал дрожь во всём теле, которая порабощала последнего потомка клана Вонгола.

Вместо удара, который бы я использовал при другом раскладе, я всего лишь опустил руку на его член, и сжал его, правда, чуть сильнее, чем нужно. Но делу это не повредило – Тсуна заметно раскраснелся и тяжело задышал. Несколько движений разной силы то кончиками пальцев, то целой ладонью заставили Саваду кончить мне в руку, при этом я не выпустил его члена из руки. Этот факт вызвал у меня усмешку – будущее клана Вонгола у меня в руках, и это не преувеличение.

- Расслабься и не своди ноги. – Отданный мною приказ начал игру. Этап подготовки был успешно завершен и мне в награду можно было делать всё что угодно с Тсуной, но план есть план.

Я отложил в сторону вторую тонфа неподалёку, и обмакнул пальцы в сперму, чтобы они легче вошли. Поза Савады была расслабленная , но внутри он сжимался то ли от страха, то ли от недавнего оргазма. Но, как бы там ни было, первый палец проскользнул вовнутрь, и Тсуне пришлось расслабиться. Как только мальчишка поддался, успокоившись и свыкнувшись с вторжением, я прибавил к первому пальцу второй и нашёл его простату.

Блестящий шоколад волос разметался по подушке, а гипс на руках который Тсуна прикусил, чтобы не стонать намок от слюны, которая капельками соскальзывала изо рта. Милое зрелище, однако. Я ввел в него третий палец, и, не сдержавшись, глухо и вибрирующее, Савада застонал. Я бы его и не услышал, если бы этот стон не отозвался не просто дрожью, а жаркой лихорадкой во всем его теле.

- Положи ноги мне на плечи.

Загипсованная правая нога, оказалась значительно тяжелее левой, но мне это абсолютно не мешало. Стянув пижамные штаны вместе с трусами до колен, я освободил член, и уперся в подготовленное тело. Горячие мышцы входа призывно сокращались, и я отпустил на волю свои желания. Протолкнув головку, я дал пару секунд на передышку Тсуне, который прошептал мне в шею:

- Хибари…

Его дыхание обожгло мою шею, и я, перестав сдерживаться, полностью вошел в него. Резкий, горячий выдох заставил меня окончательно потерять контроль над собой, и я, вбиваясь в его тело, наслаждаясь его теплом, шептал:

- Меня…по… имени… это…наказа..ние! – Каждое слово сопровождалось звуком шлепка наших тел друг о друга.

Пара секунд, и Тсуна снова кончил, и то, как он сжался внутри, заставило меня вцепиться в его ногу пальцами, стараясь найти опору в ногтях, которые соскальзывали. Не сумев заставить себя сдержаться, я кончил в него, навалившись, и кусая его губы вместо своих, прокусывая их до крови.

Савада откинулся на подушку, и, едва его голова коснулась подушки, он заснул. Я осмотрел его ногу, его лицо, и понял, что придется сломать ему ногу и челюсть, чтобы никто не догадался, что на нем есть следы моей слабости. Однако, вопреки всеобщему мнению у меня было сочувствие, и показав его врачу, распорядился, чтобы его ногу и челюсть загипсовали.

Я слышал, что он, как только пришел в себя, отнекивается от слов Реборна, утверждая, что «Все это не для веселья», но имеет в виду явно не своё умение получать травмы в больнице.

И я усмехнулся.

@темы: KHR, Мини, NC-17, 2007-2012, PWP, POV, Слэш

---

Запах власти

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Бельфегор/Фран
Рейтинг: NC-17
Жанры: PWP
Предупреждения: BDSM
Размер: Мини, 1 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Кровь и боль как составляющая власти

В крошечной комнате пахло сексом и кровью. Поскрипывали запястья, туго перевязанные веревками пропитавшимися кровью. Жалобно стонал паркет и жадно ловил красные капли, пахнущие солью и железом. В комнате слышались безумные хлопки тела о тело. Все было нереальным, безумным. Боль смешивалась с унижением от позы, в которой стоял подопечный принца, и растекалась по комнате этим удушливым ароматом секса пополам с похотью. По иссеченной спине стекали ручьи пота, разъедая нежные края ран.

- Шлюха.. - Почти нежно шептал Бельфегор в ухо своего пленника.

Если бы Фран мог, он бы сбежал оттуда. Если бы он мог, он бы взломал изобретение Мамона, сковывающее силу иллюзиониста, и покорил бы сам блондина и своего семпая по совместительству. Но у него не было силы Мукуро и его гибкого ума, поэтому ничего не оставалось, кроме как тихо поскуливать в руках у Бела и подчиняться резким приказаниям человека, который потерял однажды свою власть.

- Моя маленькая, покорная шлюха… - Язык Бельфегора скользнул в ушную раковину и по телу Франа пробежали мурашки волной. Ноги мерзли даже в теплом ковре, а задницу саднило – Бельфегор никогда не был мягким и нежным. Наверное, потому что не умел.

Это было чистой воды безумием. Его подчиняли. Ломали, били, стегали, разводили ноги шире и имели… И раз за разом по проклятому кругу. Это было болью. Это было сумасшествием. Это было властью. Той самой властью, которой так не хватало наследному принцу. Той властью, которая была утеряна один раз и больше невосполнима.

- Бел-семпааааай…. – Почти отчаянно простонал Фран после особо сильного толчка, но тот в ответ лишь ухмыльнулся.

Запах крови возбуждал, разгоняя собственную по венам с немыслимой скоростью. Это была изощренная пытка. Но Фран не жаловался. Его семпай никогда не прислушивался к его просьбам в постели. Если это безумие у стены можно назвать постелью…

Паркет надрывно скрипел под ковром, который сбивался у ног двоих безумцев. Настолько полоумных, что сильнее и представить невозможно. Но для них мир сузился до ощущения трения в стертых запястьях, в струйках горячей, но уже подсыхающей крови по спине, в непристойном звуке шлепков по обнаженному телу и тихих приговорах о том, какими распущенными могут быть иллюзионисты, когда они беззащитны.

Здесь, в этой крошечной комнате пахло кровью, похотью и сексом. Два уставших тела лежали на полу задыхаясь в муке последнего оргазма. Отекшие запястья освобождал принц, и потом, осторожно перевязывал. Он никогда не извинялся за свою грубость. Никогда не говорил нежных слов о любви. Он искал власти. Власти над непробиваемым иллюзионистом, ради которого он и купил тонкое кольцо Мамона, которое было сделано по его спецзаказу.

Бальфегор никогда не признавался в любви, потому что это было слабостью. Он не делал комплиментов своему любовнику и кохаю. Он никогда не делал того, за что Фран мог бы усомниться в его власти. И каждый раз закреплял её при помощи связывания, пыток, боли и унижения.

А Фран никогда не сомневался. Потому что ему это тоже нравилось.

Ему нравилось быть подчиненным.

@темы: KHR, Мини, NC-17, 2007-2012, PWP, BDSM, Слэш

---

Зависть

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Мукуро/Ямомото
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Философия
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Я никогда никому не завидовал. Ни-ког-да. Никогда до того, как я увидел тебя.


Я никогда никому не завидовал. Ни-ког-да. Никогда до того, как я увидел тебя. Тогда, в первый раз, когда ты назвал своим именем другого парня, пусть и убийцу, но малыша в душе. Тогда, это неведомое прежде чувство впервые всколыхнулось во мне, сотрясся душу, и расцветая в ней черными цветами. Тогда я впервые почувствовал зачатки этого странного чувства. Прежде оно не было недоступно - я никогда не умел завидовать. Обычно я всего добивался сам. Всего, чего хочу. Если я захотел стать лучшим бейсболистом я записался в бейсбольную секцию, потом попал в команду и не прекращал тренировок, если я хотел купить какую-то вещь или подарок, я шел и подрабатывал. Каждое мое желание было осуществимо для меня, ведь я делал все, для того, чтобы оно воплотилось в жизнь. Но тогда я впервые понял, что я не могу стать иллюзионистом. Как бы я не старался, но нет - не могу, потому что это зависит не от меня, и не от того, что я могу сделать, а от моих физических качеств. Недоступная мечта позволила мне тогда впервые ощутить на себе все краски и оттенки лютой зависти, которая не могла превратиться в ненависть.

Ненавидеть я тоже не умел. Я пацифист по природе, поэтому для меня ненавидеть - значит желать убить, но ведь зачем желать то, что ты и так можешь сделать? Я мог. Мог убить человека, и при этом не мучиться от того, что совершил, потому что этот мяч или поймаю я, или мой противник. Одно из двух, и как не крути - третьего не дано. Я никогда прежде не ненавидел. Да и кого мне ненавидеть? Хранителя Тумана? За что? Что он мне такого сделал, чтобы я хотел его убить и заставить Тсуну подыскивать ещё одного на место Хранителя? Нет. Нет, я не такой эгоист, поэтому я всего лишь присматривался внимательнее, видя то, как стайки девушек всех возрастов и мастей вьются вокруг тебя, желая заполучить хотя бы кусочек от его иллюзии, ведь оригинал находится в фактически заспиртованном состоянии. В такие моменты я учился, медленно и вдумчиво учился ненавидеть. Не девушек, конечно же - их то за что? - я учился ненавидеть тебя

Раньше мне была незнакома ревность – у него было множество девушек, и каждая из них была самим совершенством. Ни у одной не было изъяна, даже самого маленького – конечно, о чем речь, иначе бы Хранитель Тумана с ними бы не встречался, ведь ему всегда было нужно самое лучшее из возможного. Всегда он старался иметь право выбрать то, что хотели бы себе многие, и заполучить это любой ценой. В последнее время это обжигающее, горячее чувство стало просыпаться все чаще и чаще во мне, но мне оставалось только мысленно этому удивляться – я никогда прежде не хотел убить Хибари, за то что тот имеет право биться с Мукуро, никогда не хотел забить Тсуну, потому что его тела желал Рокудо. И я догадываюсь, что он желал не только свойства этого тела, но и самого Десятого. Ревность заставляла меня идти в туалет , тайком, чтобы убедиться в том, что Хранитель Тумана не делает ничего такого, за что я смогу его обвинить в своих мыслях, и удивлялся размерам его члена. Ревность горела внутри и била по нервам раскаленным молотом, но самым худшим было сохранять внешнюю веселость. Но ещё хуже моей ревности было любопытство – корень всех моих возможных бед.

Любопытство – не порок. Ведь так? Я убедил себя в этой мысли, и решился однажды, уставши от всех давящих меня чувств и подойти к ему с просьбой, обставив все, как любопытство. И это сгубило меня. Как кошку.

- Мукуро! – Я подошел к нему, вальяжно развалившемуся на диване с улыбкой.

- А? – Синий глаз раскрылся в любопытстве, и я, отчаянно набрав в легкие воздуха, выдохнул:

- Научи меня трахаться!

Тот закашлялся, и посмотрел на меня удивленными глазами:

- Что, прости?

- Научи меня трахаться. – Терпеливо повторил я, доказывая, что это ему не послышалось. Конечно, как такое могло послышаться? Но от своего решения я не стал отказываться – что было сделано, то сделано.

- Эм.. – Он задумался, и ухмыльнулся, каким-то своим мыслям. – Ну пошли.

Я последовал за ним в небольшую звукоизоляционную комнату – там обычно Мукуро проводил допросы, и, по совместительству жил там, как оказалось, в отдельной небольшой комнатушке, примыкающей к допросной.

- Вот только учти, я не умелец рассказывать, поэтому я тебе покажу, а ты запоминай.

Я кивнул в ответ, и только собрался сказать «хорошо», как почувствовал его язык во рту, ворвавшийся в приоткрытый рот. Пытаясь сообразить что происходит, и как он так близко оказался рядом, я открыл рот ещё шире, стараясь сделать вдох. Хранитель Тумана воспользовался этим, и я заметил краем глаза «оригинал». Сил на возмущение не хватило – земля стала уплывать из под ног, а я медленно растворяться в даримом мне наслаждении. Чтобы не упасть, я ухватился пальцами за его плечи, и стараясь удержаться , притянул его к себе ещё теснее. Поцелуй стал мягче, нежнее.

Его руки скользнули по моей груди, зажав между пальцами соски, и я простонал ему в рот, не в силах больше держать все в себе. Он был похож на горячий вулкан – горячий, несдержанный, плавящий и обжигающий меня. Моя разумная часть мозга оказалась мне недоступна – кислород ей на время перекрыла похоть. Та самая похоть, которая заставляет целовать губы, шею, спускаться ниже, расстегивая пуговицы и облизывать соски. Та самая похоть, которая заставляет мириться с присутствием второго иллюзорного Мукуро, стягивающего с меня штаны, и выгибаться под поцелуями живота первого. Та сама похоть, которая заставляет брать в рот его член, водит губами по толстой вене, облизывать головку и нежно посасывать мошонку. Та самая похоть, которая заставляет кричать в рот одному, когда он же отсасывает тебе, как сам дьявол. Та самая похоть, которая толкает на проникающие вовнутрь пальцы снова и снова ,заставляя умолять в голос о чем то большем. И та самая, которая трясет тебя едва стоит ему войти внутрь и начать двигаться, даря неземное наслаждение.

А вот потом приходит понимание. И вот тогда уже не хочется чего-то большего и запретного, а которая заставляет тебя стыдится собственной развратности, открытости и доступности, лежа с раздвинутыми ногами и вытекающей между них спермой, глядя на полностью одетого мастера иллюзий, который улыбаясь говорит:

- Вот как-то так и трахаются. – Смотреть на его легкую ухмылку и снова думать о том, каким идиотом ты был, и вспыхивать от гнева слыша: - Хотя ты, кажется, сам это знал.

Я пытался встать, но боль пополам с отчаянием заставляла меня сгибаться, зарываться в сбитое порывало, и чувствовать себя униженным, оскорбленным и .. использованным. И плевать что об этом попросил я. Но он мог.. мог ведь хотя бы… подыграть моему самолюбию.

Мог, но не стал. Сволочь. Скотина. Ублюдок. Садист. Я костерил его в страхе и отчаянии, потому что понимал – тому что произошло час, день, месяц назад больше не будет повтора никогда. Я сам этого не допущу никогда. И не важно, что я готов убить любого, кто заикнется о том, чтобы обратиться за помощью к этому Хранителю. Ну уж нет, я лучше Хибари потерплю.

Время шло, и каменные тиски потихоньку разжимали мою душу очутившуюся где-то под сердцем, холодную и заледеневшую. Плюнуть на то что произошло я не мог, потому что где-то угнездилась мысль о том, что все должно было быть не так, и может быть иначе в принципе. Но веры в это не было, поэтому я чувствовал, что впервые за долгое время я начинаю оживать. Жить. Чувствовать.

Зима внутри моего сердца кончилась и все стало постепенно возвращаться на свои места. Веселость перестала быть наигранной, а гордость просвечивающей как рваные носки. Время заставляло мириться с болью, принимать её, и все становилось легче. Но все хорошее однажды заканчивается, и покою в моем маленьком мирке тоже оставалось недолго.

- Ямамото. – Тсуна завел разговор, который не должен был начинаться.

- Да, Десятый?

- Я слышал, ты не ладишь с Мукуро. Это так? – Пытливый взгляд выложенных янтарем глаз – и попробуй, соври ему в гипер-режиме…

- Ну что ты, просто мы мало общаемся. – Улыбаясь, говорю лишь эту полуправду. Он усмехается. Блин. Ничего хорошего из этого разговора точно не получится!

- Тогда у вас есть шанс пообщаться. – Тсуна улыбается моей улыбкой – той самой, которая с годами, как говорят, стала безжалостной.- Марш к нему мириться.

- Мы не ссорились. – Упрямлюсь я.

- Да, вы просто переспали а теперь не знаете как друг другу сказать о том, что хотите чего то большего. – Савада усмехается, и я понимаю, почему наши враги его уважают. – Значит так – пока не помиритесь, буду ставить в дежурство вместе.

Я морщусь. Это хуже зубной боли – расталкивать друг друга по ночам, гонять по обходам и постоянно перепираться по поводу того, кто спит первым.

Я иду по темному коридору к допросной, заглядываю туда, боясь снова оказаться на территории иллюзиониста, потому что практика показала – лучше оставлять свои идеи при себе и появляться тут как можно реже. Собственность Тумана это все-таки неожиданности и все что с ними тесно связано. Дверь тихонько скрипит. Постанывают половицы. Потайная комнатка распахивает свои объятия, напоминая о том, что здесь происходило когда-то. Диван пуст, но воображение дорисовывает фигуру, вальяжно раскинувшуюся на нем. Неожиданно на животе смыкаются руки, и тихий голос шепчет прямо в ухо:

- Прости меня, я не знал.. не думал… и как вести.. а тут ещё такое желание.. я не сдержался.. прости.. так нужно.. а потом больно.. представляешь?... прости, я не хотел… прости… меня.. умоляю.. я просто обезумел.. так здорово… так долго хотел.. прости ….ты нужен мне…

Мир окрашивается в краски вселенской любви и счастья. В цвета сладкого поцелуя. В цвета нежности и привязанности ко всему миру. Мои чувства готовы раскрасить эту обычную комнату в самые необычные цвета: в цвета объятий, нежности, счастья, веры, прощения и любви.

И в этот самый момент я, наверное, не вспомню, что никогда прежде я не умел…

@темы: Ангст, KHR, Мини, 2007-2012, POV, R, Слэш, Философия

---

Девичья честь.

Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Бельфегор/Мамон-девушка
Рейтинг: PG-13
Жанры: Юмор
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
И она потеряла девичью честь. Вчера. А сегодня….
Примечания автора:
По заявке Сладкой жопки. Как и просили «»Мамон-девушка». Вы же не упомянули о каком либо событии, поэтому тут только моя фантазия.


Мамон медленно, печально и со вкусом душила белобрысого принца. Тот послушно сдавленно хрипел и мотал головой.

- То есть ты не вернешь мне деньги за то единственное, что было для меня дорого? – С угрозой в голосе тихо, но очень отчетливо вопрошала вполне реальная иллюзия.

- Х…х… - Вторил ей принц, мотая головой из стороны в сторону.

- И ты отказываешь мне, бедной и беззащитной девочке в том, чтобы возместить причиненный мне ущерб? – Злоба волной вливалась в голос и тот набирал интонации у обычно спокойной и рассудительной Вайпер.

«Все бы были такими бедными как ты, скупердяйка… а заодно такими же беззащитными» - пронеслось в блондинистой голове, но говорить, когда тебя довольно таки качественно душат, было не в силах принца.

Правда сводилась к паре строчек с закорючкой: накануне был праздник – большой повод, такой как день рождение Босса. Не выпить за его здоровье было не просто некрасивым, а оскорбительным, а Вайпер, которая быстро пьянела, не смогла отстоять свою девичью честь, и поддалась на соблазнительные речи принца.

Особенно в его исполнении было хорошим «Люблю расчетливых дам, ши-ши-ши…», «Ты знаешь это любовь в кредит» и «Мы же оба знаем, что в случае чего я могу расплатиться…».

Но, как оказалось наутро расплачиваться принц не желал. В особенности сегодня, когда Мамон сообщила Бельфегору СКОЛЬКО стоит её невинность, услышала категорический отказ возвращать сумму. На предложение вернуть ей то, что она потеряла принц лишь ухмыльнулся и предложил вернуть все затраченное время на обольщение подобной нахалки.

Наследный принц как то позабыл, что ссорится с иллюзионистами себе дороже, а с такими как Мамон или Мукуро ещё дороже. Именно по этой причине сейчас он лежал на полу, а его душила Мамон, и одновременно выколачивала деньги совмещая приятное с полезным и очень приятным.

- Ты же обокрал меня. Можно сказать ты… - Бель дернулся, стараясь достать свои ножи, но его попытка не увенчалась успехом – до поясных был не добраться, ведь Мамон сидела прямо на животе, а та пара ниточек, соединяющая его с ножами в прокладке пиджака были отрезаны все той же предусмотрительной хранительницей Тумана.

- Ты вернешь деньги? – Настойчиво спросила Мамон в тот самый момент, когда Бель больше не мог ей отказывать – он начал биться в конвульсиях, и его голова, на его счастье, многочисленно кивала. – Вот и умничка.

Вайпер усмехнулась. Разрешение на доступ в сейф благородного принца было получено – то самое, которого она добивалась вот уже полчаса. Формальное, конечно, но ведь оно было… И именно оно давало шанс иллюзионистке вынести оттуда столько денег, во сколько она оценивала потерянную «девичью честь». И это самое формальное разрешение обходило её личное обещание больше никогда не влазить в личные вещи принца, которое она однажды проспорила.

Оклемавшийся принц хмуро посмотрел на напарницу. Та, даже не заметила этого. И принц состроил рожу. Вайпер мысленно усмехнулась, но не подала виду тому, что заметила.

- Слушай, мне тут пришли сведения, что ты буквально ограбила меня… - Начал принц, но Мамон отмахнулась от блондина как от назойливой мухи.

- Ты сам дал согласие. Тем более ты же принц. – Она неприятно оскалила зубы в улыбке. – И вообще радуйся, что я тебя, как порядочного принца не заставляю жениться на мне.

- Ши. – Принц усмехнулся. – Так это была неустойка?

- Отступные. – Кивнула Мамон. – А вот согласился бы сразу, и не пришлось бы полчаса лежать на холодном полу.

- Заботишься? – Поддел Бельфегор.

- Конечно. О том, чтобы Варии не пришлось выделять деньги на твое лечение. – Иллюзионистка усмехнулась – работа казначеем у Занзаса имела свои плюсы вроде этих.

- А как же девичья честь? – В завуалированных глазах Беля горело непраздное любопытство.

Но Вайпер только усмехнулась, не говоря о том, что свою «честь» она потеряла достаточно давно, и отнюдь не по пьяни. Но не сказать что тот опыт был хорош так же как вчерашний…

И кто-то должен был за это заплатить!

@темы: OOC, Гет, Юмор, KHR, Мини, 2007-2012, PG-13

---

Разговорчики

Фэндом: Ouran High School Host Club
Персонажи: Хикару/Каору
Рейтинг: R
Жанры: Романтика
Предупреждения: Твинцест
Размер: Мини, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
До чего доводит скука

- Дьявольски скучно! – Хикару поморщился. В салоне автомобиля было душно. А ещё там было действительно скучно.

- Ну малыш, - ухмыльнулся Каору, - потерпи немножко…

Рука брата прошлась по щеке, оставляя влажный след. Сейчас они играли для одного-единственного зрителя – водителя Хиттачин. Но этот зритель был, и это не могло не подзадорить Хикару.

- Ну, раз ты просишь, брат… - Влюблено посмотрев на близнеца, Хикару улыбнулся.

- Вот и славно. – Каору тоже улыбнулся.

Это была их самая обычная игра. Все было как всегда. Ничего не было из ряда вон. Обычный вопрос, обычный ответ. Именно это то и было скучно.

- Каору, а давай развлечемся? – Хитро посмотрев на брата. Тот хитро ему подмигнул и легко клюнул в щеку.

Водитель внимательнее присмотрелся, хотя не в его власти было разнять даже по-настоящему целующихся братьев. Лишь подвезти к дому так, чтобы этого не увидели их родители.

Дома так развлекаться было можно лишь при горничных. Хотя даже они не могли порой оценить размах шутки.

- Каору… - Нежный шепот за обедом прямо в ухо – Хикару всегда знал, что нужно сказать, чтобы его близнец, его вторая половина, похожая на него как две капли воды завелся. Вот так вот. С полоборота.

- Хикару… - Нежно и легко выдохнул брат в свою очередь давая понять, что шутка зашла слишком далеко, но увлеченный Хикару был просто не в состоянии понять этого. Он хотел развлечься. Прямо сейчас. С любимым братом.

- Ну же, - улыбнувшись, старший из братьев Хиттачин полез под рубашку кончиками пальцев своему близнецу. Горничная, которая в это время стояла неподалеку еле слышно ахнула. Даже скорее выдохнула, и именно это распалило Хикару сильнее, чем даже попытка брата остановить его. - Малыш….

Это слово прозвучало как самая большая пошлость на свете. Хотя бы потому, что это абсолютно точно указывало на место Каору в их паре. Быть снизу не считалось зазорным не у одного из братьев, но сейчас, именно в этой ситуации это невинное слово, этот намек, который подал близнецу Хикару, было не просто пошлостью, а неким проявлением похоти. Желания, а не разума. И физиологии, а не сердца.

- Хикару, пожалуйста… - Каору попытался отодвинуть руку брата, но этим самым сделал только хуже – Хикару обхватил его член сквозь ткань штанов и стал ласкать. – Мм…

Каору немедленно сорвался на стон. Мало кто знал его так же как брат. Многочисленные девушки, которые наблюдали за «Братской любовью» не подозревали, насколько порой правдивы эти двое в своей игре, а они в своих догадках.

Сложно заметить, как осторожный палец, словно просто так касается одного единственного местечка в паху, заставляя брата лить слезы, показывая свою слабость. Хикару всегда удавалось заставить быть Каору естественным, но Каору всегда был главным в их отношениях. Вне зависимости от того кто сверху, а кто снизу, Каору был «стержнем», который держал в тайне их совсем не братскую любовь, и держал их любовь целой.

Единой. Стойкой.

Горничная тихо выскользнула из столовой, словно зная, что сейчас там будет происходить. Она умела держать язык за зубами, как, впрочем, и вся прислуга в доме. Им не доплачивали за это – просто здравый смысл никогда бы не позволил этим людям рассказать правду. Не потому что они боялись подколок и мести двух братьев, а потому что им бы просто никто не поверил.

Братья умели вести себя как примерные дети при родителях, при этом, не теряя своей озорной сущности. Те, кто не знали братьев поближе, были свято уверены, что те не способны разыграть кого-то так, что становилось страшно уже не только от размаха фантазии, но и от элегантности выполнения задуманного.

Каору вскрикнул, стоило Хикару зажать его сосок между пальцев сквозь ткань. Ткань, впрочем, была настолько тонкой, что казалось сквозь нее можно дотронуться как сквозь вторую кожу. Каору заводился от этого все сильнее и сильнее, а его близнец, гладя на собственное, но искаженное сладостной болью лицо, наслаждался. Это не редкое зрелище всегда приводило его в восторг.

Рубашка была снята – об этом свидетельствовал стук многочисленных пуговиц по скользкому паркету, и по утопающему звуку в толстом ворсистом ковре под ногами. Лязгающий звон ремня, и шуршание брючной ткани. Они разделись оба, словно зеркально отражая действия друг друга. Они вглядывались в одно лицо, целовали одни губы, они неистово, нетерпеливо терлись друг о друга членами, изнемогая от одинакового желания.

Но все ещё они не были одним целым. Это раздражало Хикару. Это печалило Каору.

Все остальное было прелюдией именно к этому действию. По одной простой причине ни тот, ни другой не считали этот фроттаж прелюдией к сексу. Просто потому, что без настоящего проникновения, они могли делать то же самое с зеркалом.

Но ведь зеркало не может принять тебя целиком, верно? Именно этой логикой и пользовались близнецы, поэтому в сексе именно это было самым важным. Гладкие от масла пальцы скользнули в проход Каору, растягивая его. Тот насадился в нетерпении, и раздвинул ноги пошире, давая больший доступ.

Скользко и влажно. Так, словно два, абсолютно разных характера, и абсолютно одинаковых лица чувствуют друг друга, как самих себя. Каждый толчок, словно это тебя пронизывают электрические заряды, а не близнеца. Чувства, накрывающие с головой, это просто чудо, которым не дано насладиться всем, а только избранным.

Оргазм настиг их одновременно, как и полагается порядочному оргазму, который приходит к непорядочным близнецам. Смятая скатерть на гладком столе, несколько светлых пятен на нем же, разлетевшиеся пуговицы и смятая ткань одежды, небрежно брошенной и скомканной под ногами, и тяжелое дыхание - все это говорило о том, что сейчас произошло в этом самом зале.

- Каору…Ты как? – Нежно интересуется Хикару. Брат тихо скулит, от горячего и влажного воздуха в ушах, но у него нет сил отодвинуться. Как и нет сил понять, чего от него хотят.

- Каору… -Настойчиво шепчет в ухо Хикару снова и снова. Он прижимает к себе своего брата так нежно, что тот, кажется, успокаивается, и уже начинает потихоньку соображать. Но это только видимость. И Хикару понимает это лучше всех.

И Хикару берет на руки брата и несет его в спальню. Позже, приехавшим на время родителям он сообщит, что брат устал в дороге. Горничная и водитель подтвердят, что тот приехал бледный и усталый. И только на вопрос Каору «И как у тебя это все получилось снова? Получилось меня уговорить?»Хикару ответит снова и снова, улыбаясь их любимой, дьявольской улыбкой: «Разговорчики»

@темы: Твинцест, Мини, Oran Host Club, 2007-2012, R, Слэш, Романтика

---

Примерь меня!

Фэндом: Ouran High School Host Club
Персонажи: Кея/Тамаки
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Юмор
Предупреждения: Кинк
Размер: Мини, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Кёя проверяет, на что именно у Тамаки фетиш

Пролог.

Новые очки Кёи лежали на небольшом столике. Их чистые, ни разу никем не протертые стекла таинственно сверкали в лучах восходящего солнца. Казалось, что их не касалась ничья рука, и возможно, оно бы так и было, если бы не постоянные разговоры Тамаки о том, как ему нравятся очки Оотори Кёи. Собственно, новые очки Кёе были совсем не нужны, но было одно «но». В последнее время ему все чаще и чаще стало казаться, что Тамаки любит не его, а его очки.

Отчасти он был прав как никто, просто потому, что он не мог не догадаться о том, что у их местного «папочки» просто невообразимая любовь к этим изделиям, улучшающим зрение. Он был готов часами обсуждать форму дужек, вид новых линз или просто новые модели оправы. И в один прекрасный день это просто напросто достало, и он решил проверить с кем все-таки Тамаки спит – с ним, или со своим фетишем. Учитывая то, что у Кёи были весьма обоснованные подозрения, ведь он отказывался спать с Кёей без очков.

Так и появилась новая пара очков на небольшом столике в Клубе Свиданий. А на них появилась бирочка, распечатанная на компьютере, чтобы нельзя было вычислить по написанию иероглифов того, кто написал. Каждый, кто подходил, мог увидеть вполне однозначное приказание: «Примерь меня!»

I.

Хани шел есть тортики, как ему и поручил Кроль. Это была очень важная миссия – нужно было выбрать именно тот тортик, который ему больше всего нравится, а это, несомненно самое сложная миссия из всех, что выпадала на его нелегкую долю.

Едва он зашел, как ему в глаза бросились очки, лежавшие без присмотра. Хани посомневался, потому что знал чем чревато трогать вещи Кёи. Все таки три месяца без сладкого это вам не хухры-мухры! Но очки были так одиноки, лежа на столе, что Хани засомневался.

- При-мерь-ме-ня! – Прочитал Хани нараспев. Ханидзука не мог отказать очкам в этой просьбе. И если что – у него было оправдание! – Тадам!

Хани счастливо рассмеялся, надев очки, и глядя на открывающуюся дверь через увеличительные линзы. Зашедший Тамаки, отправленный за папкой Кёей, посмотрел на Хани, улыбнулся и спросил:

- Как поживает тортик?

- Точно! Тортик! – Внезапно вспомнил Хани и убежал в очках за тортиком, а потом аккуратно положил их на место, и развернул записку. Пусть очки повеселятся!

II.

Мори прошел мимо очков. Залетевший в зал Хани схватился за них, и счастливо приказал:

- Надень, а, Мори!

Тот послушно нацепил очки на нос. Тамаки забежал за отчетом Кёи, мельком взглянул на Мори в очках, сказал «Тебе идет» и пошел дальше. Отчет нужно было ещё обработать.

III. & IV

Каору зашел, посмотрел на очки и улыбнулся. Это было бы интересно - посмотреть на реакцию близнеца на него в очках. Более того – в очках Кёи. В тех самых очках Кёи, которые были едва ли не достопримечательностью в их клубе!

Отмазка на всякий случай лежала рядом: записка была словно пропуском на эксклюзивную вечеринку, к примеру, в дом Харухи, то есть в такое место, куда нет хода простым богачам. Белоснежный кусочек бумаги с распечатанными на нем иероглифами обладал воистину могущественной силой – той самой, которая может при случае спасти от гнева Кёи.

Каору улыбнулся своим мыслям и надел таинственно блеснувшие в свете солнца очки.

Дверь Клуба торжественно распахнулась, но влетел в неё никого не замечающий Хикару, ищущий везде своего близнеца. Хикару внимательно посмотрел на представшего перед ним младшего братца, но не стал его отчитывать за то, что он не мог нигде найти Каору. Он всмотрелся в лицо брата в очках, подошел и страстно поцеловал.

Каору отметил чисто для себя: «А реакция-то положительная». Это была его последняя связная мысль за все последующее время, потому что в такие моменты брат предпочитал быть семе.

Тамаки потоптался у двери, потер ушибленное Хикару плечо, и решил зайти попозже, чтобы не мешать.

V.

Харухи зашла, посмотрела на очки и слегка покосившийся столик. Перевернула лежащую на нем записку, и удивленно вспомнила свой сон «Алису». Это было необычно – найти что-то в таком роде здесь, в школе, тем более в Клубе Свиданий. Хотя, зная Тамаки, который предпочитал устраивать что-нибудь эдакое, то удивляться следовало поменьше.

Если бы она была помладше, то конечно, она бы примерила очки только из любопытства, но сейчас, она серьезная девушка, которая не верит в сказки не могла позволить себе подобной глупости…

… Зайдя в Третий Музыкальный класс Тамаки просто опешил, глядя на Харухи в очках.

- Доченька, у тебя ухудшилось зрение? Пора срочно к врачу! – Сказал он с заботой в голосе, но та лишь улыбнулась, сняла очки и пояснила.

- Любопытно.

Тамаки облегченно вздохнул.

IV.

- Знаешь, Кёя, я сегодня видел всех членов нашего клуба в твоих очках. – Сказал уставший и запыхавшийся Тамаки, развалившись на неудобном, небольшом столике, который был поставлен специально для очков посередине класса.

Едва увидев Кёю в привычных ему очках, Тамаки не удержался и завалил его в прыжке на стол, хотя каким образом он в процессе оказался снизу, его удивляло. Хотя если повспоминать то, как его целовал Кея, и как он сам терся о него, и что одежда была неудобная, из-за чего пришлось подниматься, а потом он как-то занял привычное место под Оотори с поднятыми и широко раздвинутыми ногами, то все становилось на свои места. Вот только Тамаки как-то совсем не хотелось об этом думать…

- И что? – Спросил Кея, перебирая светлые волосы своего любовника.

- И я понял вот что – ни один из них не заводит меня так, как ты в очках. – Признался Тамаки со вздохом.

- А может быть дело не в очках, а? – Улыбнулся наследник семьи Оотори и одел очки. – Может быть, это я твой фетиш?

Тамаки потерся о него снова поднимающимся членом, и загадочно ответил:

- Может быть…

@темы: Кинк, Юмор, Мини, Oran Host Club, 2007-2012, R, Слэш, Романтика

---

Тихие игры

Фэндом: Loveless
Персонажи: Нацуо/Йоджи
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Философия
Предупреждения: Твинцест
Размер: Мини, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Мы давно не принимали вместе ванну. Если быть точным, то это было всего один раз – как раз тот, когда нас представили друг другу

Мы давно не принимали вместе ванну. Если быть точным, то это было всего один раз – как раз тот, когда нас представили друг другу. Наверное, это встреча и была тем, что изменило нас навсегда, и подарило мысль сбежать из системы. У него были такие же красные волосы, как и сейчас. И такие же безумные глаза. Как и у меня.

Мы были детьми. В полном смысле этого слова. Для нас существовала только сила. Которую мы не могли опровергнуть. Доводы разума были для нас тем, что мы просто не хотели принять. В конце концов, ведь именно этих доводов от нас требовала система. А мы не хотели подчиняться. Да, тогда мы были куда изощренней, чем сейчас.

В прошлый раз, когда мы принимали ванную, вокруг нас были реки крови, но ни он ни я не боялись. Сейчас же это маленькая, уютная ванна художника, ничем не напоминала то, что произошло тогда. Нагиса-сенсей всегда говорила, что нас можно тасовать как колоду карт, но по ошибке природы произошло так, что каждый из Зеро принимал своего Бойца или же Жертву всего один раз и на всю жизнь.

- Эй, Йоджи! – Его темно красные волосы уже расползлись в воде, придавая её схожесть с кровью. Большую схожесть, чем когда либо. – Долго ты там собрался стоять?

- Иду-иду, любимый… - Я рассмеялся, и выпустил наконец игрушку. Для меня эти два розовых тряпичных зайца были чем-то нерушимым. Оплот вечности, если их так можно было назвать. По одной простой причине – его зайца шил я. А он – моего.

Я снял рубашку и брюки, скинул трусы, потому то между нами не было никогда такого понятия как «стеснительность». Мы знали каждый шрамик, каждую неровность, каждую родинку на теле друг друга. Небольшая резинка подхватила мои волосы, не давая им занять большую часть места в ванной.

- Да залезешь ты уже или нет?! – Нацуо снова и снова ругается обвиняя меня в медлительности. Помню, как Нагиса ему сказала :

«Он медленный? Хочешь, я дам тебе нового Зеро?»

Я не испугался в тот момент. Я знал, что моя дальнейшая судьба зависит лишь от решения Нацуо. И я лишь покрепче сжал розовую лапу зайца.

- Ну же, Йоджи! – Его линия скул всегда была прелестна, но сейчас, когда она сливалась с поднятой ногой, она казалась куда более милой, чем когда-либо прежде. Он уже ждет мня.

- Да тут я. – Я залажу в ванну и струйки воды, вытесненные моим телом сбегают по бортику ванны. Мало кто знает. Что я ещё тот эстет, просто у меня извращенное чувство прекрасного.

Именно это чувство прекрасного и заставляет меня взять его ногу в руку, и поцеловать с той нежностью, с которой жрецы целуют ступню своего бога. Но чем же я не жрец?

- Щекотно! – Нога трясется и бьет о воду, создавая тысячу брызг, и я смеюсь в ответ, потому что мне не смешно.

- Я люблю тебя. – Это наша запретная фраза. Но мне хочется её повторять, потому что в наших устах звучат заклинания. В конце концов Рицка же поверил чужому бойцу, который заклинал его на это каждый раз?

- Не надо. – Нацуо качает головой, и я снова прикладываюсь губами к его ноге, во впадине, которая ведет к щиколотке, к выпуклости колена, и там, внутри, под коленной чашечкой. Целуя шрам, о котором знаю только я.

- Сегодня. – Это звучит как приказ, и рубиновые волосы путаются в моих. Нам ведь нельзя…

Но согласитесь – то, чего нельзя ещё больше хочется, верно?

Я ныряю под воду. Волосы остаются там, на поверхности, и это замечательно – так они не мешают. Мы может поддразнивать друг друга часами, но все равно между нами будет то, что скрыто от посторонних глаз. Мы будем рвать несчастных на куски, наслаждаться видом страданий и крови, потому что разлучив нас однажды, мы больше не смогли стать прежними. Не захотели ими становиться.

Ласкаю кожу Нацуо там, в самых уязвимых местах, и он поднимает свое тело выше, чтобы я не захлебнулся. Но я не боюсь умереть. Особенно доставляя ему удовольствие. Он не выдерживает, и оргазм настигает его ровно в тот момент, в который задумал я.

И я знаю, что он отплатит мне той же монетой.

Мы никогда не заходили дальше, но сейчас, когда его губы ласкают мою кожу, а пальцы растирают её я не могу отказать себе в удовольствии увидеть в его глазах подлинное желание. И у нас все будет. Всё!

Вода льется сверху, из крана, и я знаю что это красиво. Она стекает с рубиново-красных волос, которые, казалось бы озаряют всю ту воду, которая нижу своими божественными бликами. Мы играем. Играем с теми, кто не хочет с нами играть. Мы вколачиваем гвозди в руки тех, кто нам их когда-нибудь протянет.

Мы играем друг с другом.

Играем так тихо, что мир об этом даже не догадывается.

И этот мир совсем не догадывается о том, сколько удовольствия могу т нам доставить эти… тихие игры.

@темы: Твинцест, loveless, Мини, 2007-2012, R, Слэш, Романтика

---

Сучка

Фэндом: Durarara!!
Персонажи: Изая/Шизуо
Рейтинг: NC-17
Жанры:
Предупреждения: BDSM
Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание: Изая заводит личную суку. И это отнюдь не собака...



- Ты сегодня куда-то странно поторапливаешься… - заметила Ягири. Это не было её работой, но как то вошло в привычку отмечать даже самые незначительные факты из жизни никем нелюбимого информатора.

Тот лишь усмехнулся в ответ, и накинул любимую куртку с белым мехом. Если бы у Намиэ был врожденный талант замечать то, что видит Изая, то она, скорее всего, у него бы не работала. Но и врожденную женскую интуицию нельзя сбрасывать со счетов, потому что даже без этого информаторского таланта, она не могла не заметить, что за последний месяц стал мягче, словно спокойнее, а на его одежде стали появляться светлые волоски. А сложить один и один сложности не доставляло, был только один вопрос, который она хотела задать Орихаре, что собственно и сделала, крикнув ему в след:

- Скажи мне, как зовут эту несчастную?

- Ты о чем? – Изая остановился в проходе.

- Ну, ту девушку, с которой ты встречаешься. – Пояснила его секретарша.

- Это не девушка. – Изая усмехнулся. – Это сучка. Знаешь, такое домашнее животное?

Ягири лишь неодобрительно покачала головой, глядя на обычную ухмылку Изаи, и решила не лезть в это дело. Не хватало ей стать очередной жертвой, из которой вымогают информацию от больших знаний. Но в то, что Изая завел себе собачку, она решительно не поверила, здраво рассудив, что любая нормальная собака сбежит от него на третий день, а ненормальная через неделю. Да и длинноватые это были волосы, с затемнением у кончика… В любом случае, оставалось только гадать, почему «собачка» не может сбежать вот уже четвертую неделю.



Ответ на вопрос, мучавший секретаршу, был предельно прост. Что делают с собачками, которые хотят сбежать? Правильно, их привязывают. Их связывают так, что даже самый сильный человек в Икебукуро не смог бы порвать, а после этого их дрессируют методами кнута и пряника. Изая точно знал где и когда будет его самый главный и самый интересный враг, поэтому сделать для него ловушку не составляло труда. Самым сложным было найти такие ремни, которые удержат проснувшегося от транквилизатора Хейваджиму. Но и эта проблема была решена в предельно короткий срок, и вот, уже через полутора суток, проспавшийся Шизуо обнаружил себя связанным в небольшой, уютно обставленной, квартирке.

На первый взгляд сбежать было нереально. На второй тоже. Ремни, которыми Изая предусмотрительно обмотал тело бывшего бармена, рваться не хотели. Совсем. И Хейваджиме стало интересно, кто это его так хорошо связал, где нашел такие ремни, и зачем, собственно, он это сделал.

Ответ на треть вопросов вернулся с работы, осмотрел своего подопечного, и привычно усмехнулся.

- И-за-я! – Шизуо попытался подняться и порвать особо прочные ремни, сковывающие его путь к свободе и вожделенной жертве, но результат остался прежним. То есть никаким.

- Йо! – Изая усмехнулся, подошел и поцеловал Шизуо в нос. Тот отшатнулся. Любой бы отшатнулся. Но любой не смог бы неловко упасть и защемить нерв в ноге. Из голубоватых глаз Хейваджимы брызнули слезы.

- Яре-яре… - Вздохнул Изая, и помог Шизуо сесть нормально. – Ты даже отшатнуться нормально не можешь.

Изая снова вздохнул и услышал как у Шизуо бурчит в животе. Он усмехнулся, потому что дальнейшее издевательство, припасенное на долю телохранителя Тома было особо изощренным. Извращенным, если совсем уж честно.

Он поставил собачью чашку, в которой был рис, соус и зелень, и плошку с водой. Хейваджима просто отвернулся. Наутро чашки опустели, и у Орихары был достойный повод назвать самого сильного человека в Икебукуро своим «песиком».

- И зачем ты меня похитил? – Шизуо спросил без привычной Изае злости в голосе.

- Чтобы покорить тебя! – Информатор усмехнулся, подошел поближе и жестко поцеловал Шизуо. Тот снова отшатнулся, но теперь уже рефлекторно, нежели от предыдущего отвращения.

- Ты что творишь?! – Взъярился Шизуо, и ремни треснули, но выдержали наплыв чувств. – Черт. И где ты ремни такие качественные взял?

Рассказывать это Изая не собирался, потому что он прекрасно понимал, что однажды Хейваджиме все-таки удастся порвать даже эти супер-прочные ремни, и тогда продавцу не поздоровится, как и самому информатору. Но к этому моменту «собачка» должна быть уже покоренной. Не зря же он затеял эту игру на двоих и выслеживал Шизуо!

- У меня теперь такой милый песик! – Некстати образовался Орихара, и провел рукой по шее Шизуо. – Наверное, ты станешь самым талантливым из всех существующих псов.

Он счастливо рассмеялся, придвинулся ещё ближе к Хейваджиме и потребовал:

- Ну-ка, высунь язык.

Тот мрачно посмотрел на Изаю исподлобья, и не стал исполнять приказ.

- Я сказал высунь язык. – Неожиданно жестко потребовал информатор, но бывший бармен даже не думал выполнять приказ, и Изая решил, что пришло время для роли «кнута».

Он встал, дошел до комнаты и порывшись в инструментах нашел плоскогубцы. Вернувшись в комнату, он увидел, что Шизуо изо всех сил старается освободиться от оков.

- Плохой песик. – Он ударил блондина раскрытой ладонью по лицу, отчего та начала ныть, а у глаза Хейваджимы появились ссадины от кольца. Причем одна из них начала кровоточить. Чтобы не портить ещё сильнее свое имущество, Изая сходил за пластырем и заклеил кровоточащую ссадин на лице Шизуо, почти нежно пригладив края. – А плохих песиков наказывают.

Он снова взялся за плоскогубцы, надавил на челюсть Шизуо, заставив рот раскрыться, и подцепил плоскогубцами язык, вытаскивая наружу.

- Вот так вот… - Орихара улыбнулся, глядя на то, как в уголке слишком сильно раскрытого, и в результате, порванного рта набухает капелька крови, а слюна вытекает прямо на металл плоскогубцев и его пальцы. – Славный песик.

Изая чувствовал необычное возбуждение, глядя на то, как его главный враг сдает одну крепость за другой ему. Тому человеку, которому он в первую же встречу сказал, что тот ему не нравится. Он отпустил язык, и позволил Шизуо закрыть рот. Не удержавшись, Изая слизнул слюну Хейваджимы со своих пальцев и с плоскогубцев. Тот невольно сглотнул, глядя на это зачаровывающее действие, и приоткрыл рот. Кислорода катастрофически не хватало.

- А теперь вот так… - Изая приблизил ладонями лицо блондина и осторожно слизнул капельки крови с уголков губ. Шизуо ощутимо напрягся, но продолжения не последовало. Орихара просто отстранился и внимательно посмотрел на бывшего бармена с убийственно веселыми искорками в карих глазах. – А теперь высунь язык.

Шизуо понял, чего от него хотел Изая. К чему весь этот цирк. Изая хотел его не просто покорить или сломать. Это было не интересно такому человеку, которым был известный информатор. Нет, он хотел, чтобы Хейваджима сам. Добровольно признал его хозяином, и стремился ему угодить, выполнять приказы, стать рабом. Песиком, над которым можно поиздеваться или приласкать в зависимости от настроения.

Но пока его держали только путы, а не собственное желание, он мог сопротивляться, хотя знал, что плоскогубцы, это далеко не все, на что способен человек, так искренне любящий людей. В конце концов, есть ещё дрель, бокорезы, отбойный молоток и лобзик… так что плоскогубцы – это только начало.

Именно это понимание заставило Шизуо высунуть язык.

- Молодец. – Изая улыбнулся. Шизуо посмотрел на того расширенными глазами. Это была не обычная ухмылка информатора, и не его язвительная усмешка, а нормальная улыбка, которая появляется на лице каждого человека хотя бы раз в жизни, но которую никто в Икебукуро не видел на лице Изаи.

Внезапно, улыбающийся Изая приблизился и снова поцеловал Хейваджиму. Тот был не готов к такому действию, и снова постарался отшатнуться, но его удержали умелые руки Орихары на месте, в тот самый момент, когда его язык проник в рот телохранителя.

Они наслаждались поцелуем. Оба. Потому что никогда прежде этот поцелуй не был так ненавистен и так желанен одновременно. И в тот момент, когда их горячие языки соприкоснулись Шизуо понял самое главное во всей этой игре – нужно уступить. Нужно поддаться правилам, потому что долго он тут не протянет, а спасти его отсюда некому. Никто не согласиться схлестнуться с информатором из-за какого-то телохранителя. Даже Том.

Поцелуй был влажным, глубоким, изучающим. Никто не боролся за право властвования, и если бы можно было оценивать один поцелуй, то он был равноправным. Равные наслаждались друг другом, а не сильный подчинял противника.

«Нужно уступить» - Решил Хейваджима, и когда поцелуй кончился, он позволил себе по-собачьи лизнуть Орихару в нос.

Тот посмотрел на него удивленными глазами, и Шизуо повторил это действие.

- Ну, нет. – Нахмурился Изая. – Не так быстро. Ты не должен мне уступать.

Он пригрозил указательным пальцем блондину, но тот не собирался отступать, и лизнул кончик пальца. Орихара замер от неожиданности, и Шизуо воспользовался появившейся заминкой, и придвинулся так, что палец целиком оказался во рту.

На него словно наплыло возбуждение, и он принялся посасывать, облизывать, втягивать в себя оказавшуюся во влажном плену часть конечности. Но внезапно его взгляд уткнулся в ширинку Изаи, которая находилась на уровне его глаз, и увидел, что у его извечного врага встал. Это отрезвило его.

«Это опасно» решил он, в замешательстве прекратив все действия, и Орихара вынул палец из его рта, провел им по губам и сказал:

- Озабоченная сучка. – И ушел в ванную.

Если бы Шизуо мог покраснеть он бы так и сделал, но его уже и так изрядно ущемленная гордость, вкупе со смещением заставила его снова рвануть ремни, и те хрустнули ещё жалобнее. Шизуо постарался отдышаться, от напряжение, которого требовали эти усилия, и услышал хлюпающий звук в тишине. Изая дрочил в туалете. В принципе то все было правильно, но почему то эта картинка, как Орихара сильно и часто оглаживает свой член, стоя с полуспущенными штанами у бачка унитаза, поднимая голову вверх, и ловя прохладный воздух, который идет от кафеля на стенах, неожиданно заставила его разъяриться.

Ремни приказали долго жить, падая к ногам Шизуо. Бляшки жалобно стукнули о ковер, и этот звук, казалось, разнесся по всему дому, но человеку, который уединился в ванной, дела до этого не было. Его мир сузился до ощущений рук и члена. Для него не существовало ни звука открывшейся двери, ни звука гулких шагов, скрадываемых ковром. Для него были только губы, неожиданно появившиеся на его собственных и руки, прижимающие его член к чьему-то ещё.

Осознание того, что он в ванной не один заставило открыть глаза, но накативший оргазм не дал мозгу соображать нормально, позволив телу расплыться в неге и удовольствии. Орихара схватился за что-то теплое, чтобы не упасть, и почувствовал, что он словно перемещается по воздуху. Приоткрытый глаз объяснил ему это чувство. Его, со спущенными штанами несли в спальню, потом бережно уложили на кровать, раздели и укрыли одеялом.

Утром информатор проснулся в на редкость хорошем настроении. Он тут же вспомнил, что у него есть теперь личный пес, который будет ему служить, но который нужно ещё покорять и подчинять. Он выбрался из постели, чтобы почистить зубы, и почувствовал вкусный запах, пошел ему на встречу, но запнулся о связку небрежно брошенных ремней, оставленных посередине комнаты.

«И что мы теперь будем делать?» - пронеслось в голове у Изаи. «Он освободился, значит, он может уйти в любой момент. Нужен шантаж. Или что-нибудь, что заставит его оставаться у меня и подчиняться моим приказам. Черт, в голову ничего не приходит»

Задумчивый Орихара и не заметил, как зашел на кухню. «Шизуо приготовил завтрак.. мило» Все. Больше ни одной идеи как оставить Хейваджиму у себя у него не возникало.

- Значит так. – Заговорил Шизуо. – Я буду приходить к тебе на вечер. Днем у меня работа. Буду делать все, что ты захочешь, но в разумных пределах. О не разумных мы сможем договориться. Так вот.

От прямолинейного заявления блондина у информатора поднялись брови. Никто прежде не соглашался быть с ним добровольно. Для этого нужно быть очень психом, и сам Изая это прекрасно понимал, но перед ним стояло отрицание этого факта.

- Хорошо. – Он ехидно улыбнулся. – Но дома ты будешь моей сучкой.

- Я же говорю – о нереальных мы сможем договориться. – Шизуо засмеялся, но едва перед ним возник Изая с ножом, перестал. В том, что Орихара настроен серьезно сомневаться не приходилось. – В чем это должно заключаться? Я должен стоять на коленях, называть тебя хозяином или лизать тебе лицо?

- Ты должен слушаться меня. – Изая нехорошо посмотрел на бывшего бармена. – А о «стоять на коленях» это хорошая идея…

- Хорошо. Давай мы попробуем. – Миролюбиво предложил Шизуо. Он все-таки был пацифистом и не любил насилие.

На этом они решили разойтись. У каждого из них была работа, а вечером они все равно встретятся. Изая предусмотрительно подал бывшему бармену ключ на случай, если у того работа кончиться раньше.

Том понял, что Шизуо нужно было уладить какие-то личные дела, поэтому он пропустил день на работе. Просьба о том, чтобы освободить вечер была принята, хотя Том изрядно удивился этому и только спросил:

- Давно встречаетесь?

Шизуо усмехнулся:

- Фактически недавно. Но она милая, хотя и стерва.

Танака удивился непривычному выражению лица Шизуо, но ничего не сказал об этом. Решил подождать – если то, что Шизуо начал встречаться с девушкой угомонит его несносный характер, то тому абсолютно наплевать с кем он встречается. Если нет – то тут будет все гораздо запутанней, но все-таки возможно как-то исправить ситуацию.

Но исправлять ничего не пришлось. Хейваджима был загадочно спокоен и задумчив, а должникам хватало одного его факта существования, чтобы вернуть деньги. Танаке было неимоверно интересно – заметит ли в таком состоянии телохранитель Изаю, или нет, и если да, то как на него среагирует, но в тот вечер Орихары не было на улицах Икебукуро, потому что после работы он сразу же отправился домой, справедливо полагая, что дома его ждет представление гораздо круче, чем на улице.

Дома никого не было, и Изае представился шанс ещё раз все хорошенечко обдумать. Ему хотелось чтобы Шизуо был его. Более того, ему хотелось чтобы тот исполнял все его приказы. И это было в какой-то степени правильно, особенно в понимании Изаи, для которого покорить и подчинить человека всегда значило привязать его к себе. Привязать так, чтобы даже подумать не мог о том, чтобы уйти.

Сам Орихара никогда и никому бы не сознался даже под самыми страшными пытками, что этого он боится больше всего – что от него снова уйдут. Что ему снова скажут «Ты невыносим». Он и так знал эту прописную в его случае истину, потому что никогда не стремился стать нормальным человеком. Понимающим, выслушивающим. Он обожал людей, и в этом была его сущность – заставить их меняться. Пусть страдать, болеть, бросаться с высотных зданий, но меняться.

Для него было настоящей редкостью встретить человека, которого не хотелось поменять. Чтобы понять, что Хейваджима ненавидит свою разрушающую силу, было достаточно одного взгляда. Чтобы понять, что он влюбился в этого придурка нужно было больше двух лет, на протяжении которых желание убить его было непреодолимым. После осознания этого простого факта убить его захотелось ещё сильнее, и поэтому он подстраивал такие ситуации, в которых Шизуо должны были убить.

Но его не убивали. Он был жив, не смотря ни на что. И в тот момент, когда Изая понял, что его нужно убить собственноручно ему в голову пришла идея «покорить» своего возлюбленного. И ведь все шло по плану, пока этот придурок не порвал ремни. Потом Изая просто растерялся. Это было необычно – заключать с кем-то договор. Учитывая то, что этот самый кто-то был его злейшим врагом, которому по идее нельзя было верить…

Стакан воды со льдом хрустнул в пальцах.

Неужели расчет был неверен? И придется все начинать с начала?

Дверь тихонько скрипнула, оповещая тишину о том, что кто-то вошел. Любопытство Изаи, которое стало притчей во языцех, не могло позволить ему остаться сидеть на диване, и он вышел в коридор, чтобы встретить Шизуо.

- Я дома.

- С возвращением. – С усмешкой сказал Орихара, глядя на то, как Шизуо снимает обувь у порога, как и положено в доме у Изаи.

- Ты похож на верную женушку. – Пошутил Шизуо, и в ответ он услышал нетерпеливо-резкое:

- На колени.

Шизуо плавно опустился на колени в прихожей, и Изая удовлетворенно посмотрел на него.

- А теперь за мной на кухню. – И пошел быстрым шагом вперед, но внезапно остановился, глада на поднимающегося с колен Шизуо. – Я не разрешал тебе вставать.

Тот зарычал в ответ, и Изая внезапно вспомнил, что выложил складной нож. Нет, конечно, было бы не страшно, если Шизуо кинется на него и начнет душить или избивать, но веселее было бы, если бы он был вооружен…

- Ладно, вставай. – Изая усмехнулся. Обед обещал быть скучным.

Расставленные чашки с мисо-супом, традиционным рисом и любимым Изаей омлетом уже ждали на кухне. От них шел пар и приятный запах, который заставлял на время забыть о том кто здесь будущий раб, а кто – хозяин.

Но едва стоило Изае утолить голод, как желание поиграть возросло с неимоверной силой. И не просто поиграть, а подчинить себе и так примиряющуюся с его причудами личность, обедавшую напротив. Захотелось сделать то, чего не ожидал бы ни Шизуо, ни сам Орихара. Информатор поднялся со своего места и сел рядом с Шизуо.

Тот поднял голову, чтобы спросить чем вызваны эти перемещения, но внезапно в его губы впились жадные и нетерпеливые губы Орихары. Хейваджима был в шоке, и даже не успел сообразить, но приоткрыв рот от недостатка кислорода, он почувствовал, как язык Изаи обводит его небо, сталкивается с его языком и изучает зубы и внутреннюю поверхность губ.

C губ Шизуо сорвался один, длинный и страстный, почти животный стон. В этом стоне утонуло все существующее благоразумие, как Орихары, так и Хейваджимы. Осталось лишь ничем не замутненная страсть и желание, которые медленно, но верно подчиняли себе два разума. Тонкие руки информатора скользнули по груди Шизуо, расстегивая маленькие пуговицы шершавого жилета, а после, добравшись до рубашки, путались в небольших петельках. Сам Шизуо только отвечал на поцелуй, и лишь выгибался под ласками хозяина, как и полагается порядочному псу.

Он раскрывал объятия, но не обнимал сам, предоставив информатору полную свободу действий. Разумеется, Орихара тут же постарался занять главенствующую позицию в игре. Он хотел вести, доминировать, обладать. Обладать таким даром, как Шизуо в совершенстве. Он хотел видеть то, как ломается ради него бывший бармен, чувствовать как становится незаменимым для самого сильного человека в Икебукуро, которого мог по праву назвать своей сучкой. Голодной и похотливой. Вечно преданной и верной до конца своих дней как в ненависти так и в любви, и целиком подвластную его приказам. Тем самым приказам, которые так возбуждали Орихару и стаставляли кровь гнаться по телу все быстрее и быстрее.

Минутное желание нежности прошло, осталось лишь желание, голое, жадное и беспощадное желание видеть Шизуо подчиняющимся.

- Разденься.

Шизуо покорно снял с себя бант, за который цеплялась расстегнутая Орихарой рубашка, расстегнул ремень и спустил брюки вместе с трусами. Два быстрых движения, и носки остались лежать поверх кучки одежды. Приказ был выполнен - Хейваджима сидел на полу полностью обнаженный.

- Хорошая девочка. - Изая мерзко усмехнулся, глядя на то, как огонь ненависти зажегся в глазах Шизуо. План телохранителя быть покорным начал проваливаться. Проваливаться с треском, потому что никто не имел право называть его девочкой. Сучкой - еще ладно, потому что это слово порой определяет характер, но девочкой - это уже перебор. - А теперь расставь широко ноги.

Бывший бармен стал разводить колени, но совсем чуть-чуть.

- Шире, сука! - Орихара дал Шизуо пощечину, такую, что к щеке сразу же бросилась кровь, очерчивая края ладони. Шизуо сорвался, взревел, приподнимая Орихару за грудки, но тот резко провел по обнаженной груди ножом, разрезая кожу. Хватка ослабла, и Изая быстро отскочил от разъяренного Хейваджимы.

Они были в равном положении.

- Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. – Изая хищно усмехнулся, и бросился на Шизуо, с ножом в руке, вторую пряча в кармане. Шаг, и сам Орихара оказался поднятым за ворот, но в бицепсе Хейваждимы красовался маленький шприц, жидкость из которого уже была выдавлена в мышцу и бежала по венам, влившись в кровь.

Кровь прилила к лицу Шизуо, заполняя все участки вокруг отпечатка ладони Изаи на щеке. Сердце застучало чаще, и внутренности словно свернуло в один горячий узел. Шизуо вздрогнул и выпустил ворот Изаи от неожиданности. Тот проворно достал наручники, и сковал руки Шизуо за спиной. Тот очнулся лишь тогда, когда наручники щелкнули. Он потянул руки в разные стороны, старясь разорвать цепь между ними, и не подозревая, что эти наручники сделаны из одного цельного куска железа, который был сплавлен так, что защелки оказывались внизу так, что добраться до них скованному было невозможно.

Возбуждение же накатывало все сильнее и сильнее, заставляя член истекать смазкой. Думать в таком состоянии было затруднительно. Весьма и весьма затруднительно, учитывая тот факт, что мысль это всё-таки связное предложение, а не расцветающие где-то под веками обрывки ярких красок, которые в бешеном хороводе сменяли друг друга.

Где-то в голове щелкнул переключатель, заставляя работать «нижние мозги», и отчаянно скулить:

- Ну пожа.. ну же.. дай мн.. позволь.. ну же... дай мне кончить…умоляю… - Изая слышал необычную коллекцию звуков, на которые Шизуо был не согласен во вменяемом состоянии, и был готов заплатить за этот маленький концерт сполна, проникая двумя скользкими от смазки пальцами в проход Хейваждимы.

В этот момент Шизу мог пообещать все что угодно: хочет Орихара называть его девочкой – пожалуйста, заставит его стоять на коленях весь вечер – он согласен. Все что угодно, лишь бы наконец получить долгожданную разрядку.

В тот момент, когда Изая начал входить, Шизуо был готов благодарить всех известных ему богов за эту милость, и насаживаться на член Изаи. Но так как его руки были скованы, а сам он лежал на спине делать это было весьма и весьма затруднительно, поэтому Шизуо обхватил талию информатора ногами и стал притягивать его ближе, заставляя все глубже погружаться в подготовленное отверстие.

- Моя сучка… - тихо шептал снова и снова на ухо блондину.

Сам Изая двигался резкими толчками, не желая давать Шизуо то, чего тот так отчаянно просил. Оставаясь на пределе, Изая уводил с края, и заставлял заново подниматься на эту вершину наслаждения, не достигая, впрочем, разрядки. Когда они наконец то кончили, то мир показался счастливее и лучше, чем он есть на самом деле, а вторая пара наручников разлетелась по разным частям комнаты.

Изая улыбался, лежа рядом с Шизуо, и думал о том, как он будет отвечать на вопросы Ягири о том, почему он ходит такой счастливый и довольный. Ему было весело и забавно, потому что он прекрасно понимал, как дрессировать его «собачку», и чего ему будет стоить не бросаться на него с порога.

И он сможет теперь с полным на это правом назвать Шизуо его сучкой.



- Ты сегодня куда то странно поторапливаешься… - заметила Ягири. Он усмехнулся, и накинул куртку с белым мехом. Его сегодня ждали дома – Шизуо должен был вернуться пораньше. И с сегодня они смогут поиграть в хозяина и собачку в полной мере, потому что завтра будет выходной. Вот уже месяц прошел, как они стали встречаться с Шизуо, и он и сам заметил, как стал мягче, потому что с его «щеночком» по другому обращаться было невозможно. С улыбкой он начал выходить, и услышал брошенное ему вслед:

- Скажи мне, как зовут эту несчастную?

- Ты о чем? – Он остановился в проходе.

- Ну, ту девушку, с которой ты встречаешься. – Пояснила его секретарша.

- Это не девушка. – Он усмехнулся, вспомнив Шизуо и его размеры – Это сучка. Знаешь, такое домашнее животное?

Ягири лишь неодобрительно покачала головой, глядя на обычную ухмылку Изаи, и он вышел с блаженной улыбок на лице. Ему предстояла долгая, и весьма насыщенная ночь с его любимым песиком, который терпел все его прихоти, изредка готовил и подвал ему кофе в постель. Ему нравилось оставлять длинноватые с затемнением у кончика волосы на одежде, которые неизменно напоминали ему о прошлой ночи наряду с головной болью. А ещё ему нравилось осознавать, что он владеет Шизуо безраздельно потому что его сучка не хочет от него сбегать.

… А ещё потому что он его любит…

@темы: DRRR, Мини, NC-17, 2007-2012, PWP, BDSM, Слэш